Г о с п о ж а А л в и н г. Мне? Освальд, мальчик мой единственный. Кроме тебя, у меня ничего нет в этом мире, я дорожу только тобой.

О с в а л ь д (хватает ее руки и целует их). Да-да, вижу. Когда я дома, я это ясно вижу. И сердце разрывается. Но теперь ты все знаешь. Не будем сегодня больше о моих делах. Я не в силах подолгу о них думать. (Ходит по комнате.) Мама, налей мне что-нибудь.

Г о с п о ж а А л в и н г. Ты хочешь попить? Что тебе налить?

О с в а л ь д. Да что угодно. У тебя наверняка пунш холодный найдется.

Г о с п о ж а А л в и н г. Но Освальд, дорогой…

О с в а л ь д. Не надо с этим бороться, мама. Пожалуйста! Мне необходимо чем-нибудь залить эти разъедающие мозг мысли. (Уходит на веранду.) Да еще эта темень здешняя…

Госпожа Алвинг звонит в сонетку, висящую справа.

И дождь без конца. Неделю за неделей, месяцами напролет, без проблеска солнца. Сколько я дома ни бывал, ни разу не видел, чтобы здесь светило солнце.

Г о с п о ж а А л в и н г. Освальд, ты думаешь уехать от меня.

О с в а л ь д. Хм. (С тяжелым вздохом.) Ни о чем я не думаю. Не могу ни о чем думать. (Очень тихо.) Тут уж не до того.

Р е г и н а (из столовой). Вы звонили, хозяйка?

Г о с п о ж а А л в и н г. Да, принеси нам лампу.

Р е г и н а. Сию минуту. Она уже зажжена. (Уходит.)

Г о с п о ж а А л в и н г (подойдя к Освальду). Освальд, не скрывай от меня ничего.

О с в а л ь д. Я не скрываю. (Подходит к столу.) По-моему, я тебе достаточно наговорил.

Р е г и н а приносит лампу, ставит ее на стол.

Г о с п о ж а А л в и н г. Знаешь, Регина, принеси-ка нам полбутылку шампанского.

Р е г и н а. Хорошо, хозяйка. (Снова уходит.)

О с в а л ь д (берет лицо госпожи Алвинг в ладони). Вот так-то оно и правильно! Я знал, мама не станет морить своего мальчика жаждой.

Г о с п о ж а А л в и н г. Бедный мой, любимый, как я могу в чем-нибудь отказать тебе теперь?

О с в а л ь д (оживленно). Ты серьезно, мама? В самом деле?

Г о с п о ж а А л в и н г. Что?

О с в а л ь д. Мне ни в чем не будет от тебя отказа?

Г о с п о ж а А л в и н г. Но, Освальд, дорогой…

О с в а л ь д. Тсс! Тише.

Р е г и н а вносит поднос с полбутылкой шампанского и двумя бокалами, ставит на стол.

Открыть?

О с в а л ь д. Нет, спасибо. Я сам.

Регина уходит.

Г о с п о ж а А л в и н г (садясь к столу). Что ты имел в виду – в чем я могла бы тебе отказать?

О с в а л ь д (откупоривая бутылку). Сперва бокальчик – или два.

Пробка выстреливает. Освальд наливает один бокал и тянется налить второй.

Г о с п о ж а А л в и н г (прикрывает бокал рукой). Спасибо, мне не надо.

О с в а л ь д. А мне как раз надо. (Выпивает бокал, снова наливает и пьет до дна, потом садится к столу.)

Г о с п о ж а А л в и н г (выжидательно). Так что?

О с в а л ь д (не поднимая на нее глаз). Слушай, а скажи… мне показалось, у вас с пастором Мандерсом какой-то странный вид, и вы оба сидели как пришибленные весь обед.

Г о с п о ж а А л в и н г. Ты заметил?

О с в а л ь д. Да. Хм… (Помолчав.) Скажи, а что ты думаешь о Регине?

Г о с п о ж а А л в и н г. Что я думаю?

О с в а л ь д. Да. Разве она не прелесть?

Г о с п о ж а А л в и н г. Милый мой, ты не знаешь ее так хорошо, как я…

О с в а л ь д. И?

Г о с п о ж а А л в и н г. К несчастью, она слишком долго прожила в родительском доме. Мне надо было забрать ее раньше.

О с в а л ь д. Да, но выглядит она прелестно, правда, мама? (Снова наливает себе.)

Г о с п о ж а А л в и н г. У Регины много серьезных недостатков.

О с в а л ь д. Какая разница. (Пьет.)

Г о с п о ж а А л в и н г. Но она все равно мне дорога. К тому же я за нее отвечаю и ни за что на свете не хотела бы, чтобы с ней случилась беда.

О с в а л ь д (вскакивая). Мама, Регина – мое единственное спасение.

Г о с п о ж а А л в и н г (вставая). Что ты имеешь в виду?

О с в а л ь д. Я не могу жить здесь и ни с кем не делить мои душевные муки.

Г о с п о ж а А л в и н г. Разве у тебя нет матери, чтобы разделить их с тобой?

О с в а л ь д. Я так думал, потому к тебе и приехал. Но оказалось – нет. Все идет не так. Жизнь здесь для меня невыносима.

Г о с п о ж а А л в и н г. Освальд!

О с в а л ь д. Я должен жить иначе, мама. Поэтому мне надо съехать от тебя. Не хочу, чтобы все было у тебя на глазах.

Г о с п о ж а А л в и н г. Мальчик мой бедный! Но, Освальд, пока ты так болен…

О с в а л ь д. Будь дело только в болезни, я остался бы при тебе. Ты мой самый главный в мире друг, мама.

Г о с п о ж а А л в и н г. Но ведь и правда?..

О с в а л ь д (беспокойно мечется по комнате). Но эти муки, угрызения, раскаянья, а больше всего смертный страх. О, этот ужасающий страх!

Г о с п о ж а А л в и н г (идет за ним). Страх? Какой страх? О чем ты?

О с в а л ь д. Не спрашивай. Я не знаю. Я не могу его описать.

Госпожа Алвинг отходит направо и дергает сонетку.

О с в а л ь д. Зачем это?

Г о с п о ж а А л в и н г. Затем, чтобы мой мальчик повеселел. Я не хочу, чтобы ты ходил тут мрачнее тучи и страдал. (Регине, показавшейся в дверях.) Еще шампанского. Бутылку.

Регина уходит.

О с в а л ь д. Мама!

Г о с п о ж а А л в и н г. Думаешь, мы тут в деревне жить не умеем?

О с в а л ь д. Разве она не прелестна? А какие стати! И здоровая крепость врожденная.

Г о с п о ж а А л в и н г (садится к столу). Освальд, сядь и давай поговорим спокойно.

О с в а л ь д (садится). Мама, ты не знаешь, но на мне должок перед Региной, придется вернуть.

Г о с п о ж а А л в и н г. На тебе?

О с в а л ь д. Вернее, мелкая неосмотрительность, если угодно. Совершенно невинного свойства, кстати. Когда я приезжал домой последний раз…

Г о с п о ж а А л в и н г. То что?