Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тому Футагава молча кивнул, потом откинулся на стуле и наполовину прикрыл глаза веками. Кто-то мог решить, что он неожиданно заснул, на самом деле его лицо выражало глубокое удовлетворение.
– Обината был здесь? Под холмом… все эти годы… – в ужасе прошептала Одри Фаррар.
– Как это возможно?! – воскликнул сержант Хэдман.
– Кстати, неужели вы не помните полицейского Ральфа Хэдмана? Он приходил в особняк после риуала, когда умерла Аннет Доран. Например, он вас отлично помнит, как и тот факт, что вы вернулись домой позже из «Лиса».
– Ну, я тогда был совсем мальчишкой хе-хе, – замялся Хэдман. – Стоунов47 на пять легче и со всеми волосами на голове. К тому же, кто будет обращать внимание на обыкновенного копа.
– А мистер Бордони? – не унимался я. – Говорят, он очень поход на своего отца Гвидо и сейчас он примерно в том же возрасте. Как и мистер Толмадж. Он вам никого не напоминает?
– Если вы снова будете… – привстал Алистер Толмадж, но я махнул ему рукой, призывая к спокойствию.
– Странная штука – память на лица, – продолжил я. – Говорят, что Наполеон знал каждого солдата в своей армии и помнил их имена. А есть люди, которые вообще не различают лиц, могут запомнить только какие-то характерные черты вроде бороды, усов и цвета волос. Машину чаще все описывают точнее, чем ее водителя. А вопрос с опознанием по фотографии или не дай бог полицейскому рисунку – это вообще сплошная головная боль. Как люди могут кого-то на них узнать? Ведь пропадает мимика, характерный взгляд, какие-то привычные движения. Ну и достаточно немного поменять прическу или растительность, чтобы лицо полностью преобразилось. Мужчинам вообще проще всего – приклеил фальшивую бороду или усы, и вот тебя уже никто не узнает. Вы согласны со мной, мистер Блэквуд?
– Что? Я? Я вообще не понял ни слова из вашего бреда.
– Наверное я плохо объясняю. Позвольте я лучше покажу. Мисс Блэквуд, подойдите ко мне, пожалуйста. Я бы попросил вас мне довериться и несколько секунд не шевелиться. Так, теперь немного наклоните голову. Постарайтесь не улыбаться. Впрочем, вы вообще редко улыбаетесь. А теперь замрите.
Я взял со стола пакет с уликами, принесенный детективами, достал оттуда черный парик Обинаты и надел на девушку. Потом отцепил от узла несколько прядей, чтобы они спадали на лицо.
– Неужели и сейчас не узнаете? – спросил я Кэрригана.
Было заметно, как сильно он побледнел.
– Если вы посмотрите на эту фотографию, – обратился я к Рэбиоту, – то сразу увидите, что мисс Блэквуд – почти точная копия Джулии Кэрриган.
– Что вы хотите сказать? – спросил агент, изумленно переводя взгляд со снимка на Мэри.
– Что перед нами – настоящая Джесси Кэрриган. Дочь мистера и миссис Пол Кэрриган.
Глава 53
Мэри стянула с себя парик и с отвращением отбросила его в сторону. Все заговорили разом.
Покрасневший Блэквуд бросился ко мне с кулаками, но его успокоили федералы.
– Вы помните свою мать, мисс Блэквуд? – обратился я к потрясенной девушке. – Свою настоящую мать, как вы полагали всю жизнь?
– Нет. Почти не помню. Она заболела, когда мне было два года, и легла в клинику. Папа сказал, что там она скончалась.
– А как ее звали?
– Шэри Ли Гесс, в девичестве Джонс. Так указано в моем свидетельстве о рождении.
– Шэри Ли… А может Шэрил?
– Когда папа о ней говорил, то иногда так ее называл.
– Шэри Ли… так она и придумала себе псевдоним. Шэрил Линли. А из Рудольфа Гесса на некоторое время получился Рудольфо Д’Аморе. До того момента, как вы вполне легально стали Конроем Блэквудом, богатым бизнесменом из Сан-Антонио, взяв фамилию второй жены. А ваша дочь также официально стала ее дочерью и наследницей семейного состояния. Никому и в голову теперь не могло прийти связать вас с молодым художником, околачивающимся на вилле Сент-Джона – гибким, как кошка, по выражению сержанта Хэдмана. Вы постарели, располнели, утратили свои белокурые кудри, зато обзавелись роскошными усами.
– Не могу поклясться, но теперь мне и правда кажется, что в нем есть что-то от Руди, – прищурившись заявил сержант.
– Да вы бы стали утверждать, что я похож Аль Капоне, если бы этот недоумок вам что-то такое наплел, – взорвался Блэквуд. – Все это навет и клевета. И вы еще пожалеете, Стин…
– Но у нас есть отпечатки пальцев Рудольфо Д’Аморе, – вдруг неожиданно заявил Хэдман. – В ночь смерти мисс Доран мы сняли отпечатки у всех, кто присутствовал на ритуале. Наш шеф хотел убедиться, что речь не идет о распространении наркотиков на Тире. Думаю, эта карточка до сих под должна храниться в архиве на Санта-Каталине. Сравнить ее с вашими отпечатками – пустяковое дело.
– Ну, хорошо. Положим, я называл себя тогда Рудольфо Д’Аморе. Был молод и глуп, с кем не бывает. А на самом деле я Рудольф Конрой Гесс. Как заметил мистер Стин, имя я сменил открыто и легально по вполне обоснованным причинам. Мой отец был немцем, что во время войны могло создать проблемы. Но Мэри – моя дочь. Моя и Шэрил. Она родилась после того, как мы оба покинули остров и поженились.
– Вы даже упомянули вашу покойную супругу в своем рекламном буклете для отеля. О том, как некие безымянные «энтузиасты» выяснили, что Шэрил Линли покончила с собой в приюте для умалишенных. Вы сами затравили ее, Руди? Довели до безумия, а потом отправили в психушку, потому что она стала для вас обузой? Или она хотела признаться в том, что вы натворили?
– Клянусь, Стин, еще одно слово…
– Я не понимаю, почему ты скрывал это все от меня? – спокойно произнесла Мэри. – Тот факт, что ты раньше жил на этом острове, что Шэрил Линли – моя мать… Почему?
– И еще мистер Блэквуд скрыл, что сам принимал участие в ритуале Обинаты. А значит был знаком с Фэншоу и Кэрриганами.
– Но зачем? – обратилась ко мне Лекси. – Зачем все это было нужно? Выдавать Джесси за мальчика, а потом похищать его?
– Все дело в Хайраме Кэрригане. И его завещании. Оно навело меня на догадку. А также многочисленные рассказы о том, как старый Хайрам ждал появления внука. Именно что внука! А вовсе не внучки. Полагаю, Хайрам был помешан на том, чтобы сохранить свою компанию в семейном управлении и приумножить славу Кэрриганов в веках. В сыне он давно разочаровался, невестку ненавидел. Одна была надежда, что долгожданный внук продолжит его дело. Думаю, старик был из тех, кто считал