потерт, отдельные ниточки торчали и щекотали мне ноги. Я натянула теннисные носки до икр, чтобы побороть озноб, но безуспешно. В одной руке держала свой камень в виде дракона, в другой – скомканный листок бумаги. Я посмотрела на выцветшую фотографию матери. На ней была униформа колледжа Тихого Ручья, а светлые волосы мягкими волнами ложились на плечи. К сожалению, очевидная уверенность не передалась мне по наследству.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как я говорила с Финли в лесу после смерти моей мамы. Возможно, это была ошибка. Возможно, судьба направила энергию ее смерти на него, чтобы вырвать и Финли из моей жизни. Это звучало глупо, однако теперь все было возможно.

Задумавшись, я провела пальцем по фотографии. Сердце внезапно забилось быстрее, и внутри разлилось тепло. Оно наполнило мои вены. На шее выступили мелкие капельки пота, хотя неисправный обогреватель и раньше был причиной неприятных мурашек по коже. Я отпустила фотографию, и тепло угасло.

Мои губы раскрылись. Эйфория разлилась по венам. Было ли это первым проявлением силы? Я села прямо, еще раз прикоснулась к фотографии моей матери, и… Вот! Это случилось снова!

Я быстро порылась в своих воспоминаниях в поисках одной из обидных фраз Тираэля, которые должны эмоционально растормошить меня. Я выбрала одну из худших. Хоть один из мальчиков когда-нибудь смотрел на тебя второй раз? Где он сейчас, Хелена? Должно быть, он бросил тебя.

Мучительная мысль о Финли сдавила мне горло, но я не стала ее отгонять. Я смирилась с болью и оставила место для разочарования. Эмоции важны, сказал Ти. Чем интенсивнее, тем лучше. Впервые я позволила себе разозлиться на Финли. Разозлиться, потому что он бросил меня. Разозлиться, потому что он не остался со мной и в безопасности. Было приятно признаться в своих чувствах и больше не подавлять их.

Гнев смешивался с бесконечной печалью и чем-то еще, что я интерпретировала как тоску. Все эти годы я была влюблена в иллюзию человека, который, как я себе представляла, приедет навестить меня. Я была влюблена в призрака. Это осознание было похоже на удар кувалдой по кирпичной стене.

Что-то внутри меня разрушилось, и за этой высокой стеной солнце засияло во всей своей красе. На мгновение мне показалось, что я тонула в его лучах. Но стоило открыть глаза, как стало ясно, что это не солнце светило за моими закрытыми веками, а…

Огонь. Моя комната… Она была в огне. Огонь пожирал старую дубовую мебель, спинки кроватей, обои. Я сидела в ловушке на матрасе, но огонь не охватывал меня.

Я закричала. И увидела свою мать, окруженную всепоглощающей стеной огня, которая была такой высокой, словно башня. Языки пламени вырисовывались в гротескно искаженные лица. Я видела печальную улыбку матери перед тем, как первое пламя охватило ее тело. Почувствовала свой собственный страх.

– Хелена!

Дверь комнаты распахнулась. Мои ужасные воспоминания внезапно оборвались. В дверях стоял Натаниэль. Маленький, но внушающий страх. Ничего не осталось от его жалкого вида. Огонь отражался в глазах моего деда. Он поднял руки, закружил ими в воздухе и притянул к своему телу. Языки пламени, охватившие стены, опали сами по себе. Как будто они боялись его. Движения Натаниэля были диким танцем. С потрясенным восхищением я наблюдала, как огонь исчезает.

– Во имя богов. – Тяжело дыша, он прислонился к косяку двери. – Что случилось?

– Я н-не знаю. – Мое тело было переполнено адреналином. – Фотография… – Я лихорадочно огляделась, но она исчезла. – Я прикоснулась к ней, и вдруг…

– Пошли.

– Куда?

– Вниз. – Его губы сложились в мрачную линию. – Я задолжал тебе несколько ответов, Хелена.

Меня охватило непреодолимое волнение. Я последовала за ним и села в плетеное кресло рядом с камином. Переполненные мешки для мусора, старые журналы и несколько обрывков проводов покрывали деревянные половицы. Натаниэль приготовил травяной чай, подал мне дымящуюся чашку и опустился на кожаный диван.

– Твоя мать не хотела, чтобы ты когда-либо проявляла свои способности. – Он буравил взглядом свою чашку. – Я осудил ее за это. Вот почему она… Вот почему мы… – Мой дед покачал головой. – Но я хотел исправить свое поведение. Перед твоим приездом я попросил всех остальных молчать. Ты не должна была узнать об азлатах.

– Но почему? – спросила я. Муха приземлилась на мою вельветовую юбку. – Это несправедливо. Как и вы, я была избрана служить высшей силе. Но вы, ребята, приняли решение, как распорядиться моей жизнью до того, как я сама получила шанс сделать это. Теперь я здесь, теперь я в курсе обо всем, но, в отличие от остальных, совершенно бесполезна.

– Ты не бесполезна, – прошипел он. – А еще ты не такая, как другие азлаты.

Я фыркнула.

– Потому что я не могу призвать свою силу.

– Нет. – Глаза Натаниэля наблюдали за травяным листом в его чае. – Потому что ты не рождена из костей.

Я подняла глаза и посмотрела на него.

– Что?

Из настенных часов выскочила кукушка. Натаниэль схватил открытую банку IRN-BRU и швырнул ее деревянной птице прямо в голову. Остатки напитка окропили мою щеку. Я вытерла лицо рукавом. Птица вернулась в часы.

– Ты слышала, что другие рассказывали о нашем происхождении. Когда-то первые из народов возникли благодаря дарам богов. Таким образом, каждый потомок был рожден от божественной кости. Ты же, в свою очередь, происходишь из другой линии.

– Из какой же?

Натаниэль откинулся на спинку дивана.

– Ты прямой потомок богини мертвых.

– Я… Что?

– Морриган передала свои дары не только через кости, но и через настоящее рождение ребенка. Этот ребенок вырос и создал семью. И так далее, и тому подобное. – Он отхлебнул свой чай. – Линия Иверсенсов расширилась и отошла от прямой линии. Но наши…

– Подожди. – Я поставила свой чай. – Ты хочешь сказать, что богиня мертвых – моя прапрапрабабушка или что-то в этом роде?

Натаниэль пробубнил:

– На несколько сотен «пра-» больше, но да. Ты божественного происхождения.

– Это… Это… – Меня потряхивало. – Это невозможно.

– Возможное от невозможного отделяет лишь слабый проблеск земных, которые отказываются верить, что есть нечто большее, чем они сами. – Натаниэль наклонился вперед и пристально посмотрел мне в глаза. – Каждая сказка – правда, Хелена.

Мне не хватало чего-то, за что можно было бы ухватиться, поэтому я снова потянулась за своей чашкой.

– Так это… это правда?

– Что правда?

– Рассказы о моей матери. Что она нашла Безграничную…

– Чушь собачья! – Натаниэль грохнул свою чашку на стол и уставился в огонь. Языки пламени подчеркивали его глубокие морщины. – Твоя мать была… у нее было чистое сердце. Самое чистое из всех. Обвинение шотландского дворцового полка было