Вечер отгорел. Монастырь световеров тонул в полутьме. Мы ужинали в доме Владыки. Вернее, ужинали лишь я и вернувшаяся с дежурства Маша. И не совсем ужинали, так как был пост, а потому я опять пожалел, что не снял номер в гостинице. Фальшиво улыбаясь, я запихивал в себя гречневую котлету с гарниром из гречки. Впереди ждал пустой чай и свекольные лепешки. Сам же Владыко чинно ел толокняную кашу, запивая ее кипятком из самовара и, кажется, был абсолютно доволен. Ариадна принимала концентрат крови.

Беседа за столом не клеилась. Маша, краснея, старалась не встречаться со мной взглядом. Быстро съев свою порцию, она повернулась к Владыке и, повинуясь его приказу, отправилась убирать дом. Ариадна тоже не проронила ни слова – она была полностью поглощена обдумыванием нашего дела. Лазуриил же, кажется, и вовсе не привык говорить за едой. Наконец, когда он выскреб свою тарелку и полностью опустошил уже второй стакан горячей воды, я все же попытался задать вопрос, который давно меня мучил: – Владыко, можете рассказать про моего отца?

Лазуриил посмотрел на меня серьезно и грустно.

– Могу. Он был святой человек.

– И предатель.

– И предатель. Но что сделаешь. Выбор был перед ним – Родину предать или Бога. Он его сделал. А ты бы кого предпочел, Виктор?

– Четыре тысячи человек.

– Погибни и сорок тысяч, все равно все было бы верно. Виктор, я не имею права об этом рассказывать. Все мы даем обеты. Но, поверь, твой отец был хорошим человеком.

– А те люди? Четыре тысячи людей?

– И они были хорошими людьми. Кто-то даже моими друзьями. Плохие люди, поверь, сбежать успели. На то они и плохие. Небесный град Архангельск. Светлый город. Но даже туда дотянулся проклятый Петрополис. Даже туда. У многих там уже вместо душ зола.

– Почему вы так ненавидите Петрополис, Владыко?

Лазуриил устало посмотрел на меня своими светло-синими глазами.

– Путь ненависти греховен. И ей нет места в моем сердце. Нет, я лишь сопротивляюсь ему, тысячеглавому Городу-зверю. Наш мир, Виктор, задуман как царство света. Царство правды. Царство радости... А этот город есть Темное царство, в котором гибнет все то хорошее, что было в нашем мире.

Владыко задумчиво посмотрел в потолок.

– Как бы тебе объяснить, чтобы ты понял. Знаешь, Виктор, как началась эпидемия в наших краях? Много лет назад, в Последнюю войну, здесь, как и везде, разрывались ракеты, несущие заряды Гнили. Плесневели поля и плесневели люди. Край опустел, но череда засух, посланная Господом, сумела исцелить эти места. К сожалению, не до конца.

В том году купец Толстобрюков порешил добывать торф. Он велел сыну собрать рабочих и начать разведывать болота. Шло время, рабочие уходили все глубже и глубже в непролазные топи. И вот в один из дней они обнаружили полусгнивший дом. Очень старый и неведомо кем построенный. Кем-то из людей двигал интерес, кто-то подумывал обыскать его и нажиться деньгами, кто-то просто решил, что можно переждать начавшийся дождь. Люди вошли под его крышу, и что бы они там ни нашли, но с болот они вернулись уже в бреду и жару. И хотя потом сожгли и тот дом, и трупы этих людей, но выпущенный мор уже нельзя было остановить.

И вот знаешь, Виктор... Петрополис мне напоминает тот самый дом. Чистые и светлые люди приезжают в него со всей империи, но проходит год-другой, и свет внутри них гаснет. Они гниют изнутри, пораженные ядом столицы, она меняет их, вырождает, и вскоре уже они сами заражают других людей, что приезжают в город. Город ест их, как голодный зверь, как плесень, он переваривает, он впитывает их, делая своей частью. А потом он, словно ядовитые споры, выпускает из себя перерожденных, изуродованных людей, чиновников и военных, фабрикантов и разночинцев, и эта гниль садится на мелкие городки, на села и деревни, садится, чтобы отравить их своим черным ядом.

– Но...

– Без но. Ты сам знаешь это. Ты вел расследования, и ты видел, что город делает с людьми. Как он уродует их.

– Клекотов был из Екатеринозаводска.

– Одного из промышленных центров империи. А кто превратил в него некогда мирное село, где люди видели чистое небо и сеяли золотое зерно? Кто? Люди из какого города? Ты думаешь, мерзавец, сатанаилов скотопес Клекотов с его прогнившим сыном могли бы сотворить такое, честно паши они землю и живи внутри крестьянской общины? Или мог бы унижать злодей Кошкин ближних своих и насиловать Рассветову, если бы его город не развратил? А ты, Виктор? Ты, не попади в Петрополис, кем бы стал? Священником пречистым. Души бы людей спасал. А не тела их, как сейчас... Город-зверь же и тебя съел, обратил в свою шестерню, и молотишь ты, как он тебе прикажет, зубцами кровавыми.

Я взглянул в глаза Владыки, но увидел в них только глубокую, неискоренимую печаль. За меня, за Рассветову, за замученных Клекотовым людей, за всех кто погибает в столице.

– И что же делать тогда, Владыко?

– Молиться, Виктор, молиться и бороться за людей вокруг: не давать им погаснуть и обрасти духовной плесенью.

Владыко с болью смотрел на Оболоцк за окном. Над городом тонкими струйками вился фабричный дым.

01110