Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне хотелось бы выслушать твою часть истории, но полагаю говорить первым ты не станешь, – пара секунд – ровно столько ему понадобилось, чтобы прочесть по моему лицу ответ. Убедиться в своей правоте. Опустить взгляд. – Сюзанна работала у меня секретарем пять лет…
Не думал, что слышать имя матери из уст этого человека будет так больно.
Я прекрасно знал эту историю и сотню раз прокручивал ее в голове, вспоминая до мельчайших подробностей, но слова, прозвучавшие из уст одного из ее участников ударили под дых, напоминая, что все это реальность.
Те люди. Те события. Та боль. Она реальна. И существует не только в моей голове.
– Она была исполнительной и трудолюбивой сотрудницей не смотря на довольно юный возраст.
– Ей было двадцать, – вытолкнул слова, которые жгли горло.
– Я помню, – Ренат ответил и затих, будто возвращаясь на двадцать восемь лет назад. – Моего секретаря тогда госпитализировали с аппендицитом и мне экстренно пришлось искать замену. Твоя мать должна была стать на ее место на пару недель, но у Жанны начались осложнения и Сюзанне пришлось задержаться на этом месте.
Он говорил так, будто разговаривал со старым приятелем и меня передернуло. Горечь от воспоминаний гасилась глотками виски.
– Она справлялась с обязанностями лучше чем предшественница, и я принял решение оставить ее на должности. Она ловила каждое мое слово, рвалась выполнять поручения, которые я еще не успел озвучить до конца и…
– Она любила тебя.
– Я узнал об этом поздно, – произнес давясь последней фразой. – Я был так поглощен работой, что просто не замечал какими взглядами она меня провожала. У меня рос маленький сын, с женой были проблемы и поверь – увлекаться служебными романами в мои планы не входило.
– Но тем не менее… – едко выдал и заткнулся, потому что не должен был перебивать. Хотелось выслушать его версию.
– Я сорвался.
Он замолчал, я тоже. Уставился на дно стакана с виски и голову обнесло, я вспомнил, что не жрал весь день, думая о предстоящем вечере. Алкоголь сделал свое дело.
Ренат залпом осушил остатки своего напитка и взяв из бара бутылку налил до краев себе, а потом подошел и наполнил и мою тару.
– Мать Армана тогда устроила мне бойкот, домой идти не хотелось и я решил отметить удачную сделку, пригласив на ужин Сюзанну. Всего одна ошибка…
Он осекся, а я горько ухмыльнулся, правильно расценив его слова.
Одна ошибка.
Которая сидит в кабинете напротив него.
– Я думал, она сделает аборт как я ей велел.
– Она не сделала.
– Вижу, – произнес устало. – Она должна была сделать. Обязана была. Я дал ей денег и отправил в лучшую клинику, взяв с нее слово, что она уладит все в ближайшие сроки.
Я ухмыльнулся, глядя в пространство перед собой. Порой одна ошибка может вылиться в несколько загубленных жизней.
– Больше я не видел ее, но если тебе станет легче, часто вспоминал о ней, гадая как она и что с ней стало.
– Легче… – выдохнул, ощущая разрастающуюся пустоту внутри и сжал стакан до побелевших костяшек. – Думаешь стало бы мне легче, скажи ты эти слова лет десять назад? А двадцать? Когда я приходил из школы и видел мать в отключке. Она напивалась каждый вечер, а когда была в сознании рассказывала мне одну и ту же историю про мужчину, который отверг ее и ребенка. Отверг, потому что мы не подходили ему по статусу и положению.
Сердце глухо бахнуло в груди и привычная боль разлилась по венам.
– Отверг, потому что у мужчины уже была семья и ему не нужна была вторая. Отверг ее, потому что появился я.
– Я не думал что причинил ей столько боли…
– Да что ты знаешь о боли? М? – невольно повысил голос, потому что сам себя не слышал из-за шума пульса в ушах. – Когда ты пытаешься достучаться до самого близкого человека на земле, но видишь лишь пустой взгляд и слышишь бессвязный бред про негодяя, которого показывают по телеку. Негодяя, для которого ты недостаточно хорош, негодяя из-за которого мы вынуждены жить в нищете и позоре. Когда найдя мать лежащей на полу в кухне тихо молишься, чтобы она просто перебрала, а не что похуже. Когда от безысходности готов на стену лезть, но сделать ничего не в силах. Вот, что значит боль. И поверь, твои гребаные слова о том, что ты о ней думал ни капли не помогли бы одинокому мальчишке, так что можешь засунуть их себе в задницу.
– Давид… – Ренат тихо выдохнул, а я поднялся и отставив стакан на столик расправил плечи, глядя в лицо человеку, которого искренне презирал всю свою сознательную жизнь.
– Она умерла, когда мне было восемь. И это был лучший подарок от нее на день рождения.
Воцарившаяся тишина давила на виски и глаза, в груди трепыхалось камнем сердце и я тяжело дышал, понимая что наговорил того, чего не должен был, но слов не изменить.
– Кристина должна сделать аборт, беременность опасна для нее, и я хочу чтобы ты хотя бы здесь поступил по человечески не пустил все на самотек.
– Давид…
– Не надо! – обрубил его, не имея никакого желания выслушивать оправдания. – Ты подвергнешь жизнь своей дочери опасности, если не примешь мер.
– Я разберусь с этим, – Ренат прокашлялся и негромко продолжил. – Если ты поклянешься больше к ней не приближаться.
Я кивнул. Просто не мог говорить.
Развернулся и направился к выходу из кабинета, но замер, услышав спокойный голос отца.
– Прости за то что меня не было рядом, когда я был тебе нужен.
Дверь поддалась, я вылетел из кабинета и только тогда смог сделать вдох.
Казалось что черти ада гонятся за мной, хватаются за штанины брюк, тянут в преисподнюю, обхватывают своими мерзкими руками горло.
Он не должен был произносить этого.
Мне не нужны эти его слова.
Пускай катится к чертям!
В груди все больнее давил ком.
Чертов ублюдок!
Поднял голову и та закружилась.
Кристина стояла в метре от меня и не дышала.
Не дышала не потому что испугалась или ненавидела.
Не дышала – потому что прочла по моему взгляду все мои гребаные мысли и считала ту боль, что разрывала сердце. Захотелось рухнуть к ее ногам и обхватить тонкий стан.
… Если ты поклянешься больше к ней не приближаться…
Недостаточно хорош для них всех.
Шагнул навстречу.
Кристина вздрогнула.
– Ты сделала? – еще шаг на нее и Кристина уперлась в стену лопатками съеживаясь так, будто я изрыгаю пламя, но взгляда не отвела. Поднял кисть, сжал тонкую шею, ощущая бешенный ритм ее пульса пальцами. – Сделала?