– Спасибо за беспокойство, Винни.

И больше ничего не говорю, потому что, если честно, не готов обсуждать состояние своего здоровья. Ни с врачом, ни с парнями, ни с собственной семьей.

Потому что знаю, каким будет результат разговора, и я ни за что на свете не распрощаюсь с коньками.

Винни берет телефон, смотрит на экран, а затем снова откладывает. Закрывает глаза, и я замечаю, как она быстро моргает, пытаясь прогнать слезы, поэтому сжимаю ее руку и спрашиваю:

– Все нормально?

Она кивает, но по ее щеке скатывается слеза. Я опережаю Винни, сам вытирая влагу.

– Прости. Сегодня не самый простой день, он вызвал много эмоций и воспоминаний, я пытаюсь их преодолеть, но, очевидно, не получается.

– Тогда давай обсудим твои переживания. Что ты чувствуешь?

Она качает головой.

– Нет, все нормально. Правда.

– А кажется, нет. Винни, ты плачешь.

– Серьезно, все в порядке. – Она делает глубокий вдох и изображает фальшивую улыбку. – С тех пор, как я вернула Минни, она постоянно флиртует с Теслами…

– Лучше ей выбрать моего коня, – отвечаю я, поддерживая легкомысленный тон беседы.

– Уверена, так и будет. Но думаю, завтра я поеду к дяде Эрджею. Я здесь уже почти неделю, и мне пора заняться тем, ради чего приехала.

– А я думал, ты еще хотела отдохнуть.

– Да, и я уже…

Я поднимаю ее подбородок.

– Только не говори, что опять строишь планы по отъезду. Мы вроде все обсудили.

– Точно не знаю, что буду делать, но я бы все равно поставила тебя в известность. Обещаю, не стану сбегать тайком.

Я немного успокаиваюсь, но мне все равно не нравится, что она думает об этом.

– Так вот, думаю, надо повидаться с ним и все решить. Мне не нравится, что у меня есть незаконченное дело.

– Ладно, так когда мы уезжаем? – спрашиваю я, сам приглашая себя поучаствовать в афере с кражей кубка, потому что понимаю, Винни никогда не попросит об этом. И вообще, я вижу, что она против помощи.

– Мы? – спрашивает она. – Нет, ты ведь не…

– Я хочу поехать с тобой, – говорю я, поднося руку к ее лицу и проводя большим пальцем по щеке.

– Ценю твою готовность помочь, но полагаю, я должна все сделать сама.

Мне не нравятся ее слова, однако я понимаю ее потребность в дистанции.

– Уважаю твое решение, и все же, если вдруг струсишь или захочешь, чтобы кто-то подождал тебя в машине или прикрыл, я готов.

– Спасибо. – Она садится чуть выше и смотрит на свой телефон. С кем это она постоянно переписывается? – Не против, если я пойду к себе? Хочу обдумать план и убедиться, что мой наряд подойдет для кражи трофея.

– Э-э-э, конечно, иди, – отвечаю я, не понимая, почему она захотела подняться в комнату. Из-за моих слов? Или из-за того, с кем переписывается?

– Ладно. – Винни собирается встать, но я касаюсь ее руки, и она оглядывается на меня.

– Все хорошо?

Она кивает.

– Ага. Все хорошо. – Быстро улыбается, а потом идет в дом.

Черт… Что это было? Она закрылась. Все дело в моей травме? Сегодняшний день был для нее эмоционально тяжелым, возможно, она просто хочет передохнуть.

Издалека доносится смех парней, и, встав с шезлонга, я вижу, что они идут на задний двор по одной из многочисленных тропинок. Завидую, что они ходили на прогулку. Я люблю проводить время на природе, и мы поклялись, что если кого-то из нас продадут в другую команду, мы все равно будем приезжать сюда вместе.

Когда они приближаются, я поднимаю спинку шезлонга, чтобы сесть, и кладу руки за голову.

– О, наш жеребец, – заходя в бассейн, говорит Тейтерс. – А где твоя подружка?

– Пошла к себе, чтобы кое-что сделать, – непринужденно отвечаю я, хотя сам все еще переживаю насчет ее решения.

– Понятно. – Хорнсби садится на шезлонг рядом со мной. – Мы хотим с тобой поговорить.

Я понимаю, о чем пойдет речь. Такой же разговор они затеяли, когда после травмы я пытался как можно скорее вернуться на лед. И так же было после шестой игры, которую я пропустил из-за мигрени.

– Прежде чем вы начнете, хочу заверить, что я в норме, ладно? Всего лишь небольшая мигрень…

– Мы позвонили Доку, – сообщает Хорнсби.

Я сажусь.

– Нахрена?

– Мы отвечаем за то, чтобы с нашим звёздным вратарем все было в порядке, – подает голос Тейтерс.

– Да все у меня нормально, всего лишь одна дурацкая мигрень и…

Поузи спокойно спрашивает:

– Если это всего лишь одна мигрень, то почему ты так переживаешь?

Я собираюсь ответить, но Хорнсби опережает меня.

– Док проболтался, что перед отъездом ты жаловался на головные боли. Мужик, дело серьезное.

– Знаю! – кричу я им. – Неужели вы думаете, я стал бы шутить с таким?

– Я думаю, ты слишком гордый, чтобы признать, что тебе нужна помощь, – парирует Тейтерс. – И ты боишься, что если начнешь копаться в проблеме, узнаешь то, что знать не хочешь.

– Ну и раз ты так хорошо меня изучил, что, по-твоему, я могу узнать? – спрашиваю я.

– Что тебе пора заканчивать со льдом, – отвечает Поузи.

И да, он попал в точку. Больше всего я боюсь, что мне скажут, что я больше не могу играть. Жизнь без хоккея? Черт, не хочу даже думать о таком. Я не знаю, как жить без клюшки. Без ощущения льда под коньками и защищающих тело щитков. Или слежки за шайбой, когда лишаешь противников возможности попасть в мои ворота. Без наблюдения за ходом игры или возможности подать сигналы и сказать что-то, чтобы помочь защите. Даже физически больно размышлять о таком. Для меня подобное сродни смерти.

Я живу и дышу хоккеем, не знаю, как жить иначе и добровольно согласиться распрощаться с ним? Ни за что на свете.

Отвожу взгляд, стискивая зубы.

– Знаю, что тебе неприятно слышать такое, – мягко говорит Поузи. В нашей компании он всегда старается решать спорные ситуации. – Но не считаешь, что важно выяснить, в чем проблема? Вдруг дело серьезное, а ты игнорируешь ситуацию? Может, тебе и правда не стоит выходить на лед. Мужик, оно того не стоит.

– А вы сами смогли бы смириться с таким вердиктом? – рявкаю я на парней. – Смогли бы просто… бросить хоккей, отказаться от игры?

Поузи засовывает руки в карманы и смотрит в пол.

Холмс стоит у стены бильярдной и молчит, хотя я знаю, что это он рассказал ребятам о моем состоянии.

А Хорнсби и Тейтерс избегают зрительного контакта и внимательно рассматривают свои руки.

– Вот именно, так я и думал, – говорю я. – Так