и велел оператору заснять особо крупное пятно плесени на потолке, очертаниями напоминавшее не то лошадиную голову, не то Африку. Потом телевизионщики не менее тщательно отсняли облупленные стены с обнажившимися кое-где переплетениями дранки, рассохшиеся оконные рамы, покоробленный пол — одна из досок треснула прямо под остроносым ботинком ведущего. На кухне женщины в панике сдергивали с веревок белье и прятали посуду, но неумолимые телевизионщики успели отснять и кухню — с обросшими горелым жиром плитами, закопченным потолком и заложенным фанерой окошком. Потом хотели сунуться и в ванную с туалетом, но путь им преградила Владлена Яковлевна.

— Я расскажу, расскажу! — чуть не плакала она. — Только совесть имейте!

Телевизионщики очень обрадовались, что Владлена Яковлевна такая, как они сказали, фактурная, поставили ее рядом с той частью стены, где сохранились обои, ведущий дал отмашку.

— В юности я страстно мечтала танцевать в Мюзик-холле… — начала Владлена Яковлевна.

И тут в кухне что-то грохнуло. Телевизионщики, путаясь в проводах, кинулись туда — и увидели, что по полу разбросана и катается картошка из стоявшего в углу большого мешка, а одна из плит зловеще полыхает всеми четырьмя конфорками.

— Снимай, Вадик, снимай! — завопил ведущий, утратив всю свою импозантность.

Одна из картофелин будто сама прыгнула под пятку безмолвному помощнику оператора, и тут растянулся на полу, продолжая хранить молчание. Увесистый шмат штукатурки обвалился с потолка прямо на съемочную группу. Заклокотал, утробно булькая, кухонный кран, и из него полилась бурая вода с ошметками какой-то мерзости.

— Вадик, снимай! — вопил ведущий.

Когда передача наконец вышла, почти все жильцы квартиры собрались у Кузиных, у которых был самый большой цветной телевизор. Сюжет про полтергейст в коммунальном бараке стал одной из главных тем выпуска, его втиснули между загадочным падежом скота в Аризоне — тела животных находили полностью обескровленными — и геоглифами в пустыне Наска.

Увидев родной барак, жильцы притихли. А ведущий начал, как всегда, с тревогой и убежденностью в голосе рассказывать, что в одном из старых московских домов, по словам его жителей, происходит нечто загадочное. Показали Рема Наумовича, который подтвердил, что некоторые явления и впрямь наблюдаются. На большом экране был особенно хорошо заметны следы кровоподтеков у него под глазом и на переносице.

— Неудивительно, что в таких условиях может завестись полтергейст или, как его зовут в народе, барабашка, — сказал ведущий, а в кадре возникли сначала пятна плесени, потом общий план кухни. — Удивительно, что в конце двадцатого века в таких бытовых условиях могут жить люди.

И они показали все, по каждой трещинке в стене проехались и даже в ванную все-таки умудрились проникнуть и заснять покрытую сажей колонку. Ведущий за кадром говорил, что он понимает скептиков, и в таких условиях действительно можно принять треск осыпающихся стен за ночные шаги привидения. Но ведь есть теория, что призраки — это своего рода воспоминания дома, произвольно включающаяся запись некоего события, оставившего особенно сильный энергетический след. А этому бараку, безусловно, есть что вспомнить, ведь он выглядит так, будто был построен еще до отмены крепостного права (тут ведущий позволил себе усмехнуться). И съемочная группа своими глазами видела нечто необычное…

Дальше показали кухню, горящие конфорки на грязной плите, катающуюся по полу картошку, струю ржавой воды, внезапно хлынувшую из крана. Крики ведущего вырезали, но оставили грохот, с которым упал помощник оператора.

— Мы так и не нашли однозначного объяснения тому, что происходит в этом доме, — развел руками ведущий. — Возможно, тут нет ничего паранормального. Но…

На экране появилась заколоченная дверь маленькой комнаты.

— Эту комнату не открывали уже три десятка лет, — сообщил ведущий и рассказал, что в заколоченной комнате жила молодая и красивая артистка московского Мюзик-холла со своим необычайно ревнивым мужем. И однажды в припадке ревности он зарезал ее, потом нарядил тело в самое лучшее концертное платье, накрасил и причесал покойницу — и повесился. С тех пор комната и стоит заколоченная.

— Возможно, происходящее сейчас — напоминание о той трагической истории? — ведущий опять развел руками. — Решать вам. А мы будем следить за развитием событий…

— Я т-те послежу! — рявкнула Кузина и выключила телевизор.

Все сидели молча, не глядя друг на друга. Потом Владлена Яковлевна закрыла лицо руками:

— Стыд-то какой, Господи…

— Так ведь он прав! — вскочил вдруг Рем Наумович. — Насчет комнаты-то!

Остальные жильцы посмотрели на него с недоумением, не понимая, в чем ведущий мог быть прав насчет заколоченной комнаты, в истории про которую не было ни слова правды. Никогда не резали там артистку Мюзик-холла, и не вешался никто, телевизионщики все выдумали…

А Рем Наумович тем временем отправился в коридор, откуда вскоре послышался характерный деревянный треск.

Вскоре к нему присоединились братья Кузины и Сырко-муж, и совместными усилиями они сорвали доски с двери маленькой комнаты. Оказалось, что она вдобавок заперта на замок. Хотели было выломать, но Максим Кузин принес какую-то длинную тонкую железку и, поковырявшись под неодобрительным взглядом отца в замочной скважине, вскрыл дверь безо всяких повреждений.

Рем Наумович первым заглянул в комнату и посветил туда-сюда фонариком — окно тоже было заколочено наглухо. Из темноты пахнуло плесенью и землей. Торчали гнилыми занозами доски провалившегося пола.

В комнате было пусто и тихо. Братья Кузины позвали пару раз барабашку, постучали, развеселившись, по стенам, Артем оглушительно свистнул — ответа не было.

— Заколачивать обратно будем? — спросил Кузин, закрывая дверь.

— Да успеется, не горит, — махнул рукой огорченный Рем Наумович, а Сырко-муж суеверно сплюнул через левое плечо и шепнул:

— Вы ему не подсказывайте…

А на следующий день в барак нагрянула комиссия из ЖЭКа. Очень серьезные деловитые люди обошли несколько квартир, включая, разумеется, квартиру на первом этаже, заглядывали в комнаты и на кухню, что-то записывали в блокноты. Жильцов представители комиссии старались игнорировать, как досадную помеху, загораживающую обзор. Объяснили, что, мол, организована подготовка к проверке с целью оценки бытовых условий проживания. Жильцы ничего не поняли, но занервничали.

— Снесут… — дружно охнули супруги Сырко, когда комиссия ушла.

— В пятнадцатом доме так же начиналось, — сказала Лариса.

Пятнадцатый дом, стоявший недалеко от немецкой школы, постигла та самая судьба, которой так боялись жители нашего двора — всех оттуда расселили, а дом снесли, и на его месте неторопливо строили что-то новое. Причем жильцов вроде бы выселяли временно, обещали, что в доме сделают капитальный ремонт, а потом все смогут