От мощного удара старший сын хана слетел с лошади и упал замертво на русскую землю, уже обильно политую кровью его нукеров. Через секунду прозвучал еще один залп пищалей и на останки Хаспулата сверху упал какой-то незнатный воин в тулупе, надетом прямо на голое тело.

Лишенный командира и никем не управляемый отряд татарских всадников потерял половину своего состава и только после этого откатил назад.

Оставшийся в живых командир одной из принявших бой тысяч подскакал к стоявшему в отдалении Шардану и спросил:

– Принц, что будем делать?

– У-ни-что-жить дерзкий русский отряд до конца дня, не считаясь ни с какими потерями! – повторил младший сын приказ хана, так же как отец, растянув первое слово фразы.

– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин! – ответил тысяцкий и повел своих воинов обратно, на штурм извергающего смертельные снаряды русского обоза.

Шардан медленно поехал вслед за тысяцким. В правой руке он по-прежнему сжимал врученное отцом длинное копье. Что с ним теперь делать принц не знал, но продолжал бояться выпустить его из рук.

Через три часа бóльшая часть татарского авангарда полегла на землю вокруг гуляй-города от пушечного и пищального огня, а также от добавившихся к ним стрел русских ополченцев.

После этого русские пехотинцы отодвинули рогатки, и по открывшемуся проезду на поле перед холмом выехали дети боярские и казаки. Они устремились на остававшиеся в живых после обстрела татар и порубили практически всех.

Особенно яростно сражался небольшой отряд всадников из Дорогобужа, которым командовал Андрей Семенович Алябьев. Входившие в этот отряд дети боярские взяли в плен пару десятков знатных татар.

Одним из пленников оказался принц Шардан. Он не сопротивлялся, когда ему на шею набросил аркан какой-то русский воин на коне, хотя и продолжал держать в руке длинное копье. Русский вырвал это копье из рук принца, связал их кожаным ремнем и повел пешим на веревке за собой в гуляй-город.

Сани с мешками муки. 1825. Гравюра А. Орловского

Рано утром Петр отправился на телеге из дома в сторону Смоленска, чтобы забрать из монастыря продукты для стоявших, по его сведениям, возле Серпухова воинов из его воеводства. Недалеко от города он нагнал крестьянскую телегу, в которой, среди наваленного в беспорядке домашнего скарба сидела растрепанная женщина и четверо маленьких детей. Ее муж быстрым шагом вел под уздцы лошадь в сторону города. Сзади к телеге была привязана веревкой корова, сильно тормозившая движение своей медленной походкой.

От крестьян сын кузнеца узнал, что в Смоленске ударили в набат, созывая собраться всех окрестных жителей под защиту его стен. Ходили слухи, что в окрестностях уже появились ногайские всадники, которые грабят и жгут дома в деревнях и селах, берут людей в полон.

Узнав эту новость, Петр хотел сначала вернуться за матерью и сестрой, которых отец поручил его заботам. Однако надо было сначала выполнить приказ Огнева и забрать в монастыре припасы для гарнизона. Юноша решил быстро доехать до монастыря и уже на обратном пути, с обозом, забрать родственников и укрыть их где-нибудь в лесу.

Подумав, он решил, что сперва надо ненадолго заехать к городскому голове Потемкину и узнать у него точнее, что происходит и куда надо везти съестные припасы.

У ворот города выстроилась длинная очередь из телег, на которых сидели беженцы, а также из взятого ими с собой домашнего скота. Чтобы не стоять в бесконечной очереди Петр решил припрятать свою телегу, запряженную верным Сирко невдалеке от ворот, в той самой березовой роще, к которой выходил подземный ход из дома Поляковых.

Привязав коня к березе, сын кузнеца быстро пробрался между телегами, конями, коровами и толпами беженцев, проскочил мимо наряда вооруженных рогатинами посадских, стоящих на страже и побежал к хоромам наместника. Знакомые стражники у ворот сказали ему, что там сейчас располагается Потемкин и другие члены совета, взявшего на себя организацию обороны города.

Потемкин хорошо знал сына кузнеца и сразу его принял.

– Хорошо, что ты заехал, – сказал он. – К нам, наконец-то, прибыл отряд рейтар под командование капитана Юргена фон Фаренсбаха. Вместе с немцами вернулся и наш Степан. Я послал их по направлению к твоему дому. Надо незаметно провести немцев к гуляй-городу, который стоит на холме возле деревни Молоди. Это распоряжение Хворостинина.

– А больше Дмитрий Иванович ничего не просил мне передать? Про монастырский обоз с продуктами? – спросил Петр.

– Про обоз он мне ничего не написал, – ответил Потемкин. – Может быть у Евфросинии есть какие-нибудь сведения. Это она мне передала записку, что князь отправил голубиной почтой.

– Вот еще что, – добавил Потемкин. – Я запретил кому-либо выезжать из города, чтобы татары не узнали, что у нас тут нет сильного воинского гарнизона. Возьми пропуск на выход у меня в сенях, у заместителя.

Петр поблагодарил управляющего, взял бумагу с подписью Потемкина, в которую вписали его имя и фамилию, и побежал к дому Поляковых.

Евфросиния сидела дома вместе с сестрой и дочерью. После письма Хворостинина она передала обязанности ключницы одному из помощников Потемкина, сославшись на то, что раз будет длительная осада и городской совет берет в свои руки распоряжение всеми запасами продовольствия в городе, то ему надо передать и те продукты, которые хранятся в хоромах наместника.

Настоящей причиной того, что Евфросиния сдала свои ключи, было то, что она недавно поняла, что понесла от князя. Она хотела сохранить ребенка и потому отошла в сторону от напряженной и тяжелой работы по управлению наместническим хозяйством во время осады.

Знахарка рассказала Петру о содержании записки Хворостинина. Узнав, что тот едет в монастырь, она с сестрой и дочерью засобирались вместе с ним. Бежать за разрешением на выезд из города женщины не стали, а решили воспользоваться подземным ходом. Петр проводил их до выхода из подземелья, запер дверь изнутри, вернулся в дом Паисия, а потом вышел за пределы крепостных стен по пропуску Потемкина, оставив стражникам ключ от железной двери в подземелье.

Через полчаса Петр с Поляковыми ехали в сторону Свято-Троицкого монастыря. Телега была полупустая, поскольку женщины взяли с собой только лечебные травы и мази, да оставленную князем книгу «про белый клобук», как ее называла Авдотья.

Еще Поляковы взяли с собой семейную икону священно мученицы Евдокии. По преданию, гонители христиан усекли ей голову. В русском народе эту святую мученицу называли Авдотья Весновка, поскольку считали, что Бог поручил ей воскрешать землю от зимнего сна – смерти, и дал ключи от всех весенних вод. Святая могла, по собственному усмотрению, «пускать или не пускать» весну. В соответствии с этим народным прозванием Евфросиния и нарекла свою дочь Авдотьей.