– Узнай у своего старого знакомого, это такие припасы он поставлял ногайцам?

Тавил понял суть вопроса без перевода и что-то стал лепетать в свое оправдание.

Иллиодор перевел:

– Тавил просит его помиловать. Говорит, что наш Бог велит любить людей и прощать ближним их прегрешения.

– Так то, ближним, а он какой ближний? Он супостат, который пришел к нам на землю грабить, убивать и веру нашу православнуюпопирать. Таким наш Бог не заповедовал прощать преступления. Верно, Иллиодор?

Иллиодор промолчал. Ни в книгах, ни в общении с монахами он не нашел ответа на этот, наверное, самый главный в богословии вопрос – кто есть ближний, которого надо любить.

А Петр и не ждал ответа на свой вопрос. Он точно знал, что врагов народа и православной веры надо убивать. Так же, как это знал князь Хворостинин, стрелецкий голова Огнев, Степан, его отец Гордей и множество других окружавших его хороших людей. А сейчас убить врага должен был он.

Сын кузнеца схватил пленника за ворот халата и потащил силой за избу. Торговец упирался, понимая, чем это ему грозит и что-то страстно говорил на своем языке, видимо, просил пощады. Петр знать, что говорит работорговец, не желал. Перед его глазами стоял образ перепуганной сестры, прижимавшейся к закованной в кандалы матери.

За углом избы Петр со спокойной совестью отрубил Тавилу голову, после чего вытер секиру от крови о зеленую траву, перекрестился и произнес:

– Господи, прости мене, грешного раба Твоего!

Монастырские мужики тем временем подогнали к избе оставленные на лесной опушке телеги. Двух убежавших в лес ногайцев найти им не удалось.

Вернувшись на двор перед избой, Петр собрал всех и стал советоваться:

– Прятать женщин и детей в лесу одних нельзя – сбежавшие ногайцы вернуться с подмогой, выследят их и убьют. Остаться с ними в лесу мы тоже не можем – надо вести припасы в гуляй-город. Что делать будем?

– Мы пойдем с обозом, – ответила ему Евфросиния. – В гуляй-городе тоже опасно, но Дмитрий Иванович со своими воинами нас защитит.

Наталья поддержала ключницу:

– Мы тоже с дочкой поедем с обозом в гуляй-город. Там не только воевода Хворостинин с ополчением, но и Гордей, мужики окрестных поселений. Кроме, как им, защитить нас больше некому. А побьют наших воинов татары, так нам без них и не жить.

Петр велел всем садиться по телегам. Мать и Евфросинию он попросил сесть за поводья ногайских телег с кандалами.

– Это ты хочешь всех татар полонить? – спросил удивленный этим решением Федор Конь.

– Нет, – ответил ему юноша. – Отец сказал, что на нас столько басурман идет, что пушечных ядер может не хватить на всех. А в той книге, что нам Хворостинин показывал, были нарисованы ядра, состоящие из двух половинок, скрепленных цепью. Степан объяснил, что такими составными ядрами можно с большой выгодой по скоплению живой силы противника бить. Цепные ядра, написано, сразу десяток человек поражают. Попробуем действовать так, как немцы пишут, возьмем еще с собой переносную ногайскую наковальню с молотом, чтобы цепи между собой скреплять можно было.

Федор Конь зауважал Петра за смелость и сообразительность и решил, что в бою надо держаться к нему поближе, как в битве духовной надо поближе держаться к отцу Иллиодору. «Ничего, что молодой – настоящий мужик», – подумал он про себя.

По выезду от кузни к дороге продовольственный обоз встретился нос к носу с отрядом немецких наемников под командой капитана Фаренсбаха. Почему рейтары подъехали именно сейчас, а не на час раньше или на час позже, было непонятно. А ведь в таком случае они бы разминулись, поскольку Петр собирался ехать не прямо по дороге на Москву, а обходными путями, по лесным тропам. Тогда ехавшие по смоленской дороге немцы наверняка наткнулись бы на татарскую заставу и непонятно, какова была бы их дальнейшая судьба. Но произошло то, что произошло. Ученые люди называют такие явления редким случаем, верующие – Божьим промыслом.

Рейтар было почти три сотни человек. Все они были облачены в железные кирасы с сегментными, то есть собранными из пластин набедренниками и латные ожерелья. Латная защита рук быть полной, к набедренникам пристегивались наколенники. Рядовые носили на голове бургиньоты – шлемы с козырьком и нащёчниками, офицеры – такие же шлемы, но со складным подбородником, закрывавшим лицо подобно забралу, закрывавшемуся не сверху вниз, а снизу-вверх.

Доспехи весили около пуда и были черного цвета. Это придавало немцам устрашающий вид. Навершие шлемов рейтар было украшено разноцветным плюмажем – торчащими в разные стороны, большими крашенными птичьими перьями.

На ногах всадников были боевые ботфорты – сапоги из толстой кожи с вшитыми в них железными полосами, защищавшими кость голени и подъем.

Вооружены немцы были двумя-тремя, а кто и пятью длинноствольными пистолетами, а также легкими длинными мечами, позволявшими и рубить на полном скаку, и колоть противника.

За отрядом рейтар бодро ехало пять десятков повозок, в которых сидели маркитанты, в основном мужчины, но были и женщины. Они везли с собой всякого рода военное снаряжение, включая порох и свинец, а главное, продукты, из которых готовили в походе пищу. Среди маркитанских повозок была даже передвижная пекарня.

«Понятно, почему они так долго добирались до нас, – подумал Петр, когда увидел подъезжающий отряд немцев с длинным обозом. – Надо порасспросить Степана как он там с немцами ладил в туманной Ливонии».

Степан ехал впереди отряда, рядом с капитаном Юргеном фон Фаренсбахом – молодым молчаливым немцем. Немец был высокого роста, мощного телосложения, с красивым лицом, на котором было написано презрение ко всем окружающим. Капитан немного понимал по-русски – выучился в плену.

Петр сказал Фаренсбаху, что, по просьбе Потемкина, поведет его отряд окружным путем прямо к русскому войску, стоящему в обороне недалеко от деревни Молоди.

Тот безразличным голосом ответил:

– Гут.

После этого немецкий отряд поехал вслед за монастырским обозом.

Степан пристроился ехать на своем коне рядом с телегой Петра. За время достаточно долгой совместной поездки по лесам и оврагам он рассказал сыну кузнеца о своих приключениях в Ливонии.

Вдвоем с Фаренсбахом они поплыли на наемном корабле из Риги на его родину – остров Эзель и пошли ко двору нового ливонского короля Магнуса. Двор тогда был расположен в столице тамошнего округа – Аренсбурге.

Капитан показал королю письмо Ивана IV, в котором тот разрешал ему набирать вольных людей на русскую службу. Магнус был этим письмом не очень доволен, но ссориться с московским царем, от которого полностью зависел, не захотел. От себя он выписал патент, дававший право на набор солдат на подконтрольных ему ливонских землях в отряд Фаренсбаха.

Степан помог составить артикул – условия найма солдат. Фаренсбах объехал всех своих знакомых, разослал письма в Германию, в которой раньше служил и набрал три сотни добровольцев.