Естественное неприятие знатью нового положения вещей смягчил тот факт, что зачисление на службу в «роту» предлагало карьеру наиболее энергичным и амбициозным людям в среде самой знати. Даже возможность стать лучником в роте королевских слуг была трамплином для более значительных продвижений.

Франция в середине и конце XV века пережила серьезные реформы в военной организации. Это была реакция против упрямства и слепой веры в тяжеловооруженного всадника, которая привела к поражениям в нескольких важных сражениях. В то же время во взаимодействии родов войск еще не было системы.

В качестве примера я процитирую два отрывка из де Комена, который в течение многих лет был советником короля Франции Людовика XI, и из королевского указа Карла VIII, преемника Людовика.

В первом отрывке де Комен обсуждает поведение бургундцев во время сражения при Монлери в 1465 году:

«Сначала было предложено, чтобы все без исключения спешились с коней; затем это предложение изменилось, так как почти все всадники сели на коней. Нескольким доблестным рыцарям и эсквайрам было приказано остаться пешими… так как у бургундцев в то время те, кто спешивался с коней, и лучники почитались выше всех. Всегда большое число состоятельных людей следовало этому обычаю, чтобы другие чувствовали поддержку и лучше сражались. Этот обычай они переняли у англичан, с которыми герцог Филипп в юности воевал во Франции…»

Этот отрывок ясно показывает, что связь английского обычая спешивать своих всадников с укоренившейся традицией предпочитать оборонительную тактику совсем не была понята. Очевидно, что бургундцы не продумали этот вопрос до конца. Уже в 1465 году в этом же самом сражении при Монлери мы видим, что некоторые подразделения бургундских всадников давят своих же собственных лучников таким же гнусным образом, как это было в сражениях при Куртре (1302) и Креси (1346).

Во втором отрывке из своих воспоминаний де Комен, этот высокопоставленный и опытный человек, следующим образом необычно выражает свое собственное представление о тактике:

«…мое мнение таково, что наиглавнейшими в сражении являются лучники; но они должны исчисляться тысячами, так как малым числом они ничего не стоят, и их следует сажать на плохих лошадей, чтобы у них не было никаких сожалений при потере коня, или же у них совсем не должно быть лошадей…»

Прежде чем комментировать это мнение де Комена, я предпочитаю противопоставить его указу Карла VIII (правил в 1483 – 1498 гг.), вышедшему в 1485 году. Целью этого указа было повторное учреждение института «вольных стрелков», так как, по-видимому, это пешее народное ополчение не сохранилось со времени своего создания в 1448 году. Во вступлении говорилось:

«Поскольку необходимо наряду с… нашими ордонансными ротами, которые все являются конными подразделениями, иметь… пехоту… поскольку конные бойцы не могут с легкостью совершать большие дела без пехоты…»

Сравнивая этот отрывок с отрывком из воспоминаний де Комена о лучниках, становится ясной путаница в тактической доктрине конца XV века. В то время как де Комен ставит лучников выше всадников, Карл VIII делает их лишь необходимым вспомогательным родом войск. Такое заявление могло быть сделано поистине в любое время на протяжении длительного периода главенства конницы.

Источник такой путаницы можно найти в опыте ведения Столетней войны. Хотя превосходство в стрелковой мощи всегда играло важную роль при поддержке атак на неподвижную оборонительную позицию и при оказании помощи в отражении атак, направленных на такую позицию, тем не менее английский длинный лук сделал превосходство в стрелковой мощи еще более важным. К тому же растущий вес и неповоротливость пластинчатых доспехов лишили одетого в латы всадника быстроты и ловкости движений, которые помогали бы ему справиться с подобной английской (в основном оборонительной) тактикой.

С другой стороны, лучники не были самодостаточны с точки зрения тактики. В сражении между двумя конными группами людей они не стоили ничего. На открытой местности они не могли вести оборонительный бой без сильной поддержки спешившихся тяжеловооруженных всадников, которые могли принять на себя удар вражеской атаки. Когда только можно было, лучники укрывались за частоколом или какими-либо другими полевыми укреплениями. Самое важное то, что они не могли идти в наступление, потому что (в обычных условиях) они не могли вести рукопашный бой. Необходима была тяжелая грязь Азенкура, которая дала им возможность сделать это – даже для поддержки своих собственных спешенных рыцарей. Все говорили тогда, что английские лучники никогда не делали пехоту главным родом войск. Столетняя война показывает нам упадок средневековой конницы. Несмотря на мнение де Комена, это не знаменует собой начало главенства пехоты.

Первым народом, который удивил Западную Европу пехотой, действительно обладавшей наступательной мощью, были швейцарцы. Как и в случае с шотландцами, бедность не позволяла этим жителям гор создавать многочисленную и действенную конницу. К тому же гористый характер местности, как в Древней Греции, ставил ограничения для конных сражений. Поэтому швейцарцы были пехотинцами не по своему выбору, а по необходимости.

Та же самая причина – бедность – не позволяла швейцарцам иметь полный комплект доспехов, и это опять-таки подходило для их страны со сложным рельефом, так как не одетый в доспехи боец может ловчее карабкаться по склонам.

Военный талант дал возможность швейцарцам в XIV – XV веках преодолеть вышеупомянутые ограничения, чего шотландцы, например, так и не сделали. Проблема была та же, что и у профессиональной римской армии IV века. Ее общие элементы оставались без изменений на протяжении тысячи лет. Для более всестороннего исследования я направляю своих читателей к части, посвященной IV веку, а также общей характеристике средневековых войн. Здесь достаточно сказать, что как только кавалеристу было предоставлено седло определенной формы и стремена, а также доспехи для себя и коня, пехотинец обнаружил, что ему необходимо иметь оружие достаточно длинное, чтобы держать конника на расстоянии от себя. Отсюда появилась пика. При условии наличия более высокой дисциплины и индивидуальной инициативы выжил бы человек со щитом и мечом (как римский легионер) и был бы он лучше копьеносца – этого мы сказать не можем. Это кажется возможным. Недостаток пики при наступлении состоял в том, что для того, чтобы ее использовать, ее надо было нацелить, а как только она оказывалась нацеленной, ее нельзя было быстро перемещать из стороны в сторону из-за того, что для ее использования были необходимы плотные и глубокие боевые порядки. Поэтому копейщики могут сражаться лишь в самом плотном боевом порядке и испытывают очень большие трудности, если в их рядах появляется брешь. Как только такая брешь появляется, они остаются на милость конницы или решительной пехоты, вооруженной мечами.

Теперь всякий, кто занимался строевой подготовкой или наблюдал за тем, как другие занимаются ею, знает, как чрезвычайно трудно двигаться вперед в тесном боевом порядке и при этом сохранять ровную линию фронта. Возьмите даже такое небольшое подразделение, как боевая рота. Поставьте ее на ровный плац для парадов в абсолютно мирных условиях и прикажите пройти вперед сто метров, удерживая фронт роты. Их строй будет постоянно колыхаться вперед-назад, когда они будут стараться исправить начинающиеся небольшие смещения фронта. Удивительно, сколько тренировки требует такая вещь. Тогда представьте отряд из нескольких тысяч копьеносцев, движущийся вперед в сражении, и вспомните, что пробитие врагом одной-единственной бреши в их рядах вполне может означать последующую катастрофу. Тогда вы получите представление о необыкновенном совершенстве выучки и дисциплины, которые требовались для такого движения.