Невский, как известно знатоку Петербурга, – улица,сочетающая разнообразнейшие контрасты. Невских, собственно говоря, два. Нарядус величественными зданиями широкого проспекта, всегда полного гуляющейпубликой, существует и Старый Невский, застроенный весьма непрезентабельнымидомишками. Простые деревянные заборы, скрывающие небольшие домики, ничуть непохожие на Строгановский дворец или Александрийский театр, – прямо-такидеревенская патриархальность, захолустье, череда безымянных проулков ипустырей…

Ольга свернула в один из таких закоулков, где за заборамилениво побрехивали собаки, улица была немощеная, а единственным представителем«общества» оказалась она сама, то бишь юный корнет, в правой руке несшийнебольшой сверток, обернутый полосатой китайкой и перевязанный синей лентой –так что мог сойти и за подарок, с которым офицер отправился к кому-то в гости…

Забор, возле которого она остановилась, в противоположностьсвоим собратьям справа и слева, был более основательным. Если соседскиевыглядели чуточку легкомысленно – с огромными щелями, куда можно просунутькулак, не говоря уж о том, чтобы прекрасно рассмотреть внутренностьдвора, – этот построен был старательно, не вполне по русскому обычаю:доска к доске, сбитые без малейшей щели, аккуратно соединенные поперечнымиплахами. Заглянуть внутрь ни за что не удастся, а перелезть трудновато…

И вновь, как всякий раз, попадая сюда, она подумала о томже: почему, интересно, во дворе нет собаки? В целях соблюдения некоей гармонииосновательность и непреодолимость забора прямо вопияла о том, чтобы еедополнили громадным злющим псом, а то и двумя, днем исходившими бы лаем натолстых цепях, а ночью носившимися на свободе. Меж тем во дворе не видно былони конуры, ни цепи, ничего, что свидетельствовало бы о присутствии собаки хотябы в недавнем прошлом, и это было чуточку странно…

Ольга привычно потянула массивное бронзовое кольцо, и оно нанесколько вершков выступило из забора, таща за собой прочную крученую веревку.Разумеется, она не слышала, как брякал колокольчик в доме, но не сомневалась,что он сейчас заливается вовсю, как бубенцы на лихой тройке.

Как обычно, ждать пришлось недолго. С той стороны забора послышалисьтяжелые и быстрые шаги, заскрипел широкий засов, и калитка приотворилась. Вобразовавшейся щели показалась часть широкой мрачной физиономии верзилы Михеля,превосходившего Ольгу ростом на добрых две головы: тяжелая багровая щека,густая бакенбарда цвета перца с солью, вечно прищуренный цепкий глаз…

Слуга – или кем он там приходился хозяину – узнал Ольгусразу, распахнул калитку на всю ширину и с некоторым почтением посторонился:

– Прошу вас, господин корнет…

Нагнув голову, чтобы не задеть поперечный брус высокимсултаном кивера, Ольга вошла в небольшой двор, отмеченный опять-таки нерусскойчистотой – там не было ничего лишнего, ни единой ненужной вещи, не говоря уж овсевозможном хламе. Точнее говоря, там вообще ничего не было, двор был пуст,как поверхность бильярдного стола перед игрой.

Небольшой бревенчатый домик, стоявший посреди двора, тожеотличался безукоризненной ухоженностью, как будто его регулярно мыли со щелоком(чего, разумеется, быть не могло даже у немцев). Верзила Михель, пропустив еевперед, топотал следом с грацией ожившей бронзовой статуи. Ольга сама открыладверь, хорошо смазанные петли не издали ни малейшего скрипа, и она оказалась вчистенькой прихожей.

– Хозяин ожидает, где обычно, – прогудел за спинойМихель и дальше не пошел, присел на жесткое кресло в углу, напротив окошка.

Ольга открыла внутреннюю дверь, свернула направо, подняласьпо короткой лестнице и, не утруждая себя стуком в дверь – не пристало как-тогусару, пусть провинциальному, деликатничать с подобными торгашами, –распахнула ее на всю ширину.

Господин Шлитте сидел за столом с таким видом, словнопроводил там двадцать четыре часа в сутки. Стол был совершенно пуст, если несчитать огромной лупы в бронзовой оправе и канцелярских счетов из темногодерева, с белыми кругляшками – а за спиной хозяина вздымался чуть ли не подпотолок железный несгораемый ящик, грандиозное сооружение, каким-то чудом досих пор не проломившее пол и не сверзившееся на первый этаж. Имелись еще двецветных литографии на стене, одна изображала государя императора НиколаяПавловича в конногвардейском мундире, а вторая – вид на какой-то город, скореевсего, немецкий – с высокими шпилями колоколен, украшенных лютеранскимипетухами, старинным замком справа и аллеями тщательно подстриженных деревьев. Городокбыл настолько аккуратен и куколен, что вызывал лютую скуку.

Ольга без приглашения уселась на предназначенное дляпосетителей кресло, такое же жесткое, как и в прихожей, закинула ногу на ногу,уперла саблю в пол, держа руку на эфесе, а другой придерживая сверток наколенях. Уставилась на хозяина так, как и подобало чуждому торгашества гусару:нетерпеливо, с некоторым превосходством.

Господин Шлитте, в свою очередь, взирал на нее терпеливо иуныло – невысокого роста пожилой немец с густыми бакенбардами, тонким бледнымносом и постоянной меланхолией во взоре. Через некоторое время он первымнарушил молчание, кивнув в сторону свертка на коленях у Ольги:

– Судя по объему поклажи, вы, господин корнет, на сейраз припасли нечто более основательное…

– Угадали, – сказала Ольга, без лишних церемонийвыкладывая сверток на стол. – Прошу…

Господин Шлитте медленно развязал ленту, медленно сложил ее,медленно развернул китайку. Столь же неторопливо разложил на ней пригоршнюдрагоценностей и немалое количество старинных монет, где преобладали золотые,но хватало и серебряных. Задумчиво покивал:

– Действительно, вы на сей раз решили не мелочиться,мой юный друг…

– Предстоят немалые расходы, – сказала Ольганепринужденно. – Женитьба, знаете ли, предстоит, а такие вещи требуютрасходов…

Немец уныло улыбнулся.

– Вы решаетесь на столь ответственный шаг в столь юномвозрасте?

– Родители настаивают, – не моргнув глазом,ответила Ольга. – А ссориться с суровыми родителями, способными изменитьзавещание, знаете ли, неблагоразумно…

– В высшей степени, – согласился господинШлитте. – Приятно видеть такую рассудительность…

– Вы, наверное, успели подметить, господинШлитте, – весело сказала Ольга, – что я – человек рассудительный ипрактичный…

Немец печально покивал.

– Вот именно, вот именно… И это, боюсь, означает, чтовы и на сей раз станете со мной торговаться самым прежестоким образом, требуянесуразных денежных сумм…

– Справедливых сумм, – решительно поправилаОльга. – Я прекрасно понимаю, Карл Карлыч, что и вы должны что-то заработатьна этой негоции…

– Рад, что вы это понимаете.

– Но, с другой стороны, прибыль ваша не должны быть несуразной, –продолжала Ольга! – Все было бы иначе, приноси я вам ворованные вещи, тутуж, как говорится, не до жиру, особо не поторгуешься. Однако, коли уж все этомне досталось совершенно честным путем, приходится торговаться…