Она вызвала Джафара. И здесь ее ожидал неприятный сюрприз:джинн явился, как всегда, в ту же минуту, но был он совершенно не такой, какобычно. Сейчас он впервые предстал не фигурой из плоти и крови, вполнеосязаемой и материальной, а полупрозрачным призраком, разве что различимымчуточку получше, чем те двое. Ольгу он видел, что есть мочи рвался к ней,словно пытаясь проломить некую преграду вроде толстой стеклянной стены, делалдвижения руками, будто хотел разгрести что-то вязкое, однако никакихрезультатов это не давало, и Джафар с горестно исказившимся лицом что-токричал, выкатив глаза, в надежде, что она поймет по движению губ, – ноподобными талантами Ольга не обладала, и до нее так и не донеслось ни звука.Меж нею и Джафаром постоянно мельтешила некая редкая, но явственноугадывавшаяся завеса из шевелящихся мохнатых точек, и девушка никак не моглапонять, что же это такое.

Ну, по крайней мере итог был понятен: она осталасьодна-одинешенька. Какие-никакие, но эти трое были все же помощниками, а теперьприходилось рассчитывать только на себя. Странно все-таки: если двое одинаковыхс лица, существовали сами по себе, без всяких приспособлений, то старинныйсосуд, в котором Джафар, если можно так выразиться, временами обитал и скоторым был определенным образом связан, преспокойно покоился в ее маломдорожном сундучке, совсем неподалеку от спальни…

Осененная внезапной мыслью – весьма неприятной, – Ольгавышла из спальни, на цыпочках прокралась мимо Дуняшки, которая спала, уронивголову на столик в углу, миновала еще две отведенных ей комнаты и распахнуладверку чуланчика. Свеча не понадобилась – она и в полумраке видела прекрасно.

Ольга подняла мелодично звякнувшую крышку малого дорожногосундучка и принялась перебирать свертки, футляры, узелки и прочие укладки.

Старинного сосуда, «штаб-квартиры» Джафара, нигде не было. Ине было старой охотничьей баклажки, в которую она совсем недавно загналажутковатое существо, обосновавшееся под мельничным колесом…

Спокойно, приказала она себе. Может, ты просто запамятовала,куда их положила…

Стала перебирать свертки, методично и неторопливо, какнастоящий немец, стараясь не поддаваться суете. Аккуратно выкладывала рядом ссундучком все просмотренное – и вскоре сундучок стал совершенно пуст. Сосуд ибаклажка так и не отыскались – хотя она прекрасно помнила, что укладывала ихсобственными руками.

Ольга сидела прямо на паркете, обхватив руками колени, ипыталась привести в порядок мысли. Сначала был соблазн свалить пропажу навороватых петербургских слуг и предпринимать поиски в этом направлении – но этумысль сразу же пришлось отбросить: в сундучок, уезжая из Вязино, онастарательно уложила еще и увязанный в несколько узелков клад, состоявший иззолотых и серебряных монет, а также драгоценностей. Так вот, узелки оказались вполнейшей неприкосновенности, а это осложняло дело и направляло мысли в тусторону, о которой, право же, и думать не хотелось…

Какой вороватый лакей, дорвавшись до барского сундука,унесет лишь старый непонятный сосудик, который в глазах постороннего человекане стоит и пятака? И прихватит вдобавок ничем не примечательную старую фляжку,цена которой – грош в базарный день? Настоящий вор непременно взял бы несколькомонеток из множества, да в придачу обязательно бы покусился на драгоценности,выбрав из пары пригоршней что-нибудь мелкое, чего могут скоро и не хватиться…

Странные, однако, здесь побывали воры… Значит, им былапревосходно известна настоящая ценность этих на первый взгляд никчемных вещей…Камергер со своей шайкой? Не в силах серьезно ей повредить, пустились на мелкиепакости? Или здесь что-то другое? Но что именно? И можно ли попытатьсяпохищенное отыскать теми методами, что там, в глуши, исправно сработали бы?

Ольга незамедлительно приступила к делу. Встала, выпрямилась,сцепила пальцы особенным образом, вывернула ладони и, нацелив их на сундучок,сделала кругообразное движение руками, произнося про себя надлежащие слова.

Горькое разочарование. Если бы все удалось, на полу в видезатейливой полоски цветного тумана, напоминающей причудливую кружевную ленту,высветился бы след, позволяющий понять, в каком направлении исчезло похищенное,а также сделать кое-какие выводы о сущности и личности похитителя.

Но – не удалось. След предстал в виде узенькой полосочки,протянувшейся на пару вершков, а далее исчезал. То ли здесь побывал кто-тогораздо сильнее ее, то ли он умел то, чего она не умела…

Нельзя сказать, что все пропало, но и ничего веселого,конечно…

Юный корнет Белавинского гусарского полка, неторопливошагавший по Невскому, особенного внимания не привлекал – строго говоря, вообщене привлекал внимания, поскольку офицеров по Петербургу разгуливало несказанноеколичество, причем гораздо более блестящих полков, нежели армейская кавалерия.Ольга давно подметила, что взгляды встречных гвардейских офицеров соскальзывалис нее, словно капелька воды с бильярдного шара. Ну разумеется, господагвардейцы моментально отмечали привычным взглядом светло-серый с синимивыпушками мундир провинциального гусарского полка, расквартированного где-то учерта на куличках, да вдобавок видели, что на эполетах у «корнета»непрезентабельно сияют одинокие звездочки – стало быть, невелика птица, незаслуживает внимания столичных обитателей…

Ее это нисколечко не обижало, напротив, только радовало,потому что позволяло оставаться как можно более незаметной. Птичка-невеличка –корнет из далекой провинции, кому он может быть интересен…

К мужскому костюму она привыкла в Вязино, а потому игусарский мундир (сшитый якобы к святочным маскарадным гуляньям) никакихнеудобств не причинял. Серьезные неудобства доставляла только тяжелая сабля,без которой офицер, согласно строгим уставам, не мог появляться на публике –она оттягивала пояс, временами чувствительно била по ногам, а то и норовила межних запутаться. Кое-как Ольга приспособилась с ней управляться, но до тогоуспела перехватить пару-тройку откровенно насмешливых взглядов – когда едва нерастянулась, споткнувшись о тяжеленные начищенные ножны. Хорошо еще, что длямолоденького корнета, явно только что надевшего военный мундир, такое поведениеи такие казусы были чем-то, надо полагать, обычным – гораздо больше подозренийвызвал бы офицер в годах, путающийся в сабле… И все равно пришлось пережитьнемало неприятных минут.

Но, главное, удалась основная задумка. Все окружающие,голову в заклад ставить можно, видели в ней исключительно юного офицерикасамого что ни на есть мужского пола. Это и была та великолепная идея, чтопришла ей в голову еще в Вязино. Девушка из благородного дома крайне стеснена всвободе действий? Прекрасно. Но мужчина-то ничуть не стеснен! Так и родился насвет «корнет Ярчевский».

А потому в ее распоряжении оказалось практически все светлоевремя суток. Главное было – вернуться в особняк князя Вязинского в женскомобличье, не особенно припозднившись. Здесь в ее пользу служили некоторые нюансыстоличной светской жизни. Благородная девица не может вести себя подобномужчине – гулять по городу в одиночестве, посещать трактиры и кухмистерские,совершать торговые сделки, выходящие за пределы покупки кружев и лент,непринужденно следить за кем-либо, наводить справки… Зато она с полным на топравом может днями напролет отсутствовать, возвращаясь под родную крышу толькок вечеру. Оправданий этому множество: светские визиты, чай у подруг, посещениепортних и галантерейных лавок… Князю и в голову не придет проверять, где онабыла. Так что днем по Петербургу может разгуливать, сколько его душе угодно,провинциальный корнет – и не просто бесцельно убивать время, а заниматьсяразнообразнейшими делами, совершенно естественными для мужчины…