Карсон отодвинулся и прислонился головой к спинке дивана, словно она наконец окончательно его сломала. Он долго не шевелился, а она смотрела на него и слушала стук крови в ушах.

– Ладно, – выговорил он наконец. – Я хотел, чтобы ты знала две вещи. Первая: я тебя люблю. Вторая: если передумаешь, я буду рядом.

Едва проснувшись, Лидия подошла к окну спальни взглянуть на новый день. Было еще совсем рано. Бледно-желтое солнце затягивало легкой дымкой, прозрачные капли росы лежали на траве, вода в бассейне слегка рябила, кленовые листья плясали на ветру. На газоне стоял на задних лапках кролик, насторожив уши и вздрагивая. По-видимому, ожидал опасности со всех сторон. Лидия прислонилась лбом к стеклу, и от ее дыхания стекло запотело.

Сегодня ее день рождения. В настоящей жизни настоящий день рождения настанет только через пару месяцев. В настоящей жизни ей исполнится не сорок пять, а сорок шесть.

В какой «настоящей жизни»? Это и есть ее настоящая жизнь.

Она надела черный сплошной купальник, захватила из ванной полотенце и направилась к бассейну, где провела почти час. И все это время не чувствовала боли, словно вода вымыла эту боль из тела и души, и она растворилась, утекла.

Потом она покормила Руфуса, сделала себе яичницу и тосты. Налила сок, кофе и уселась за стойку. Посмотрела на тарелку, отодвинула и закрыла лицо руками, точно кто-то мог увидеть ее плачущей.

То, что произошло у нее с Карсоном, было неизбежным. Она только воображала себе, будто может разделить жизнь с ним… вообще с кем-нибудь.

Придется собрать обломки прежней жизни и из них строить новую. Жизнь, которую она создала себе, стоила того, чтобы жить, и значит, она сумеет сделать это снова. Жаль только, что нет возможности вернуться обратно и сделать все это снова, не раня его.

Эти последние дни она не находила себе места. Прошлое вернулось. Но опять все зависит от нее. Никто не толкает ее в эту ситуацию. Она одна за все отвечает.

При этой мысли она вздрогнула. И зря она фантазировала, как поедет в Вашингтон и вновь войдет в прежний круг общения. Устроит спектакль из своего возвращения, медленно выходя из тени, как в дешевом стриптизе…

В мозгу возникла картина: лицо Грабовски в свете фар, одна рука в ужасе воздета вверх, рот открыт в безмолвном вопле. Должно быть, у нее случилось временное помрачение рассудка, словно не она сидела за рулем. Настоящая паранойя. Он не охотится за ней! Это невозможно. Это совпадение. Он случайно попал сюда и ни при каких обстоятельствах не мог ее узнать. Вместо того чтобы справиться с ситуацией, как полагается взрослой женщине, осознать, что следует ненадолго покинуть город и успокоиться, она превратила все происходящее в драму.

Может, уехать сегодня же и вернуться, когда уберется Грабовски? Но сегодня у нее дела, и было бы верхом грубости пропустить вечеринку, которую устраивает для нее Эмбер. Скорее всего она уедет завтра.

Что бы посоветовал Лоуренс? У него нашлось бы много мудрых слов. Мудрых слов и доброты. Что бы он сказал?

Как-то она слышала от него историю о том, как он ждал встречи с ней в бразильской бухте. Гулял по причалу и наткнулся на папарацци, которого узнал. Он тогда заметил, что все они, как малые дети, которые загородили лицо подушкой и считают себя невидимыми. Они еще не развили в себе то, что называется «теорией разума». Не способны посмотреть на себя глазами окружающих людей и судят обо всем только со своей точки зрения.

– Мы, взрослые, – добавил он, – иногда делаем нечто совершенно противоположное. На несколько секунд мне показалось, что если я узнал его, значит, и он узнал меня. Иными словами, я спроецировал свои страхи на него.

Лидия отняла руки от лица. В прежней жизни она постоянно чувствовала плетущиеся вокруг нее заговоры. Постоянная слежка, постоянные предательства. Она даже боялась, что ее убьют.

На самом деле именно она представляла опасность для самой себя. Это ближе к истине.

Но даже если бы она и была жертвой, объектом заговора, этому больше не бывать. Мир не вращается вокруг нее. Она не центр вселенной.

Лидия встала и поставила в раковину тарелку с едой, до которой не дотронулась.

Сегодня не время предаваться самоистязанию. Она поедет в город, продаст браслет и отвезет деньги Эстер. Сегодня она преподнесет себе самый большой подарок на день рождения – напрочь забудет о себе… Позвонит Эмбер из машины, чтобы та перестала волноваться по поводу вечерних приготовлений. Интересно, что сейчас делает Карсон?

Сегодня утром она возьмет Зевса и Топпера на долгую прогулку в лесу.

Лидия выбросила в мусорное ведро содержимое тарелки и вымыла ее. Еще раз взглянула в окно на жующего траву кролика. Взяла со стойки ключи от машины. Проверила мобильный: нет ли сообщений от Карсона. И только потом выдвинула ящик с ножами. Десять ножей в ряд. Она провела пальцем по лезвию одного, второго, третьего, пересчитала от одного до десяти, потом от десяти до одного. И, полуобернувшись, бедром толкнула ящик.

Ювелирный магазин был отделан полированным деревом и шелковыми драпировками, как внутренность шкатулки. Воздух звенел тиканьем часов. Ожидая оценщика, она рассматривала ряды серебряных и золотых ожерелий, лежавших на ярдах светло-фиолетового шелка.

– Прекрасный день, прекрасная женщина. Чего еще желать мужчине?

– Здравствуйте. И у меня прекрасный браслет для вас.

– Я Гюнтер. И не хочу вашего браслета. Хочу пригласить вас на ужин.

Лидия рассмеялась и сняла браслет с запястья. На Гюнтере было нечто вроде пижамной куртки. Дрожащими, как после инсульта, руками он взял браслет. Пятна старческой пигментации рассыпались по его лицу и лысине. Глаза озорно блестели.

– Как, – удивился он, – вам не нравится мой наряд? Ханна, – обратился он к стоявшей за прилавком женщине, – ей не нравится мой наряд. Скажи, что ей следует видеть, как я мою руки и прихорашиваюсь!

– Не обращайте внимания, – посоветовала Ханна. – Он просто дурачится. Гюнтер, перестань дурака валять!

Гюнтер вынул из кармана лупу часовщика и подмигнул Лидии.

– Уж эти феминистки! Разве от них чего-нибудь умного дождешься?!

Он положил браслет на кусок зеленого фетра, направил на него свет лампы, вставил в глаз лупу и нагнулся.

– Вы точно хотите продать?

– Да, пожалуйста, – кивнула Лидия, – я бы хотела, чтобы вы купили браслет.

– Уверены, что не предпочитаете сбежать со мной?

Он одернул свою куртку.

– Пусть это вас не смущает. У богатых свои причуды. Поверьте, сейчас вы смотрите на настоящего Говарда Хьюза!

Он зашелся старческим смехом.

– Гюнтер, – велела Ханна, – немедленно перестань!

– Ладно-ладно, – проворчал он и стал переворачивать браслет, проверяя, как закреплены гранаты. – Знаете, что неладно с нынешним миром? Все так чертовски серьезны!

День, как верно сказал Гюнтер, был прекрасным. Лидия опустила окно, и Руфус встал на пассажирском сиденье, упершись лапами в бардачок, его шерсть развевалась на ветру. В сумочке лежал чек, а солнце освещало ее лицо. Если бы она думала только о том, что хорошего в жизни, если бы она шла медленно, шаг за шагом, а не кружилась, как в танце, теряя главное направление, в конце той одинокой извилистой дороги, которую выбрала, ее ждал бы покой. Нужно попробовать перестать думать о Карсоне. Машина зловеще взвыла, в двигателе что-то задребезжало. Лидия прислушалась, но звук стих так же внезапно, как появился. И возможно, все это было только плодом ее воображения.