Часов в семь она появилась в окне спальни, а вскоре после этого открылась задняя дверь. Грабовски насторожился. Вот оно. Пора!

Лидия вышла в купальнике. Господи, как классно она выглядит, но что же вытворяет при этом?

Грабовски сделал несколько снимков.

Почти час она мерила гребками длину бассейна, и он не знал, что делать. У него было ощущение, что она дергает его за ниточки, что у нее сложился какой-то хитрый план, а он всего лишь пешка в ее игре. Ставки были так высоки, что он сходил с ума.

Выйдя из бассейна, она вошла в дом и исчезла из вида, а немного погодя появилась на кухне. Он наблюдал за ней сквозь длиннофокусный объектив и отметил: она одета и готовит завтрак. Может, хоть после этого соберется сбежать?

Лидия не съела ни крошки. Просто сидела за стойкой, уткнувшись лицом в ладони. Было почти десять. Что она делает? Если решила вести себя, как обычно, и делать вид, будто ничего не произошло, то ей следовало бы находиться на работе еще час назад!

Он вынул мобильник, позвонил в приют и спросил Лидию. Ему ответили, что Лидия сегодня не работает.

Наконец она подняла голову. Решилась на что-то?

Но нет. Она долго сидела, глядя в пространство. Губы чуть приоткрыты, глаза красные. А сама словно впала в ступор.

Он дал ей еще немного времени, но потом собрался пересмотреть планы в свете ее странного поведения. Если она пытается переждать бурю, это ее право, но ему нужно шевелиться. Сейчас он отправится в приют и возьмет интервью у покровительницы собак. А потом снова проверит ее дом. Если она исчезла – удачи ей, у него и так много материала.

Он прокрался вдоль кустов к дороге, чувствуя, как кружится голова от недосыпания и от сознания того, что он наконец отсчитывает последние часы пребывания в этом городе.

Лидия взлетела наверх. Мысли метались так, что она никак не могла сосредоточиться. Но руки и ноги, казалось, сами знают свои обязанности, словно получали команды откуда-то еще. Она вынимала одежду из чулана. Вытаскивала чемодан. Стояла в ванной, собирая зубную щетку и всякие мелочи, после чего бежала в спальню и бросала все это в чемодан.

Теперь она, стоя у окна, подняла подоконник и стала шарить в тайнике, сама не зная зачем. То, что ей нужно, – в коробке, все в том же чулане.

Она уселась на пол и стала перебирать наиболее важные вещи: паспорта, ее и Руфуса, еще один паспорт, которым она никогда раньше не пользовалась. Документы на сберегательный счет, открытый на имя, обозначенное в этом паспорте: спасибо Лоуренсу за то, что позаботился обо всем.

Снимки мальчиков, которые она вырезала и собирала все эти годы. Их она возьмет, конечно. Все свои письма. Пистолет она оставит здесь, с ним в самолет не пустят. Куда она летит? Значения не имеет. Возьмет билет на первый же самолет. А там уже будет время подумать.

Водительские права уже лежали в сумочке…

О Боже, какая она дура!

Лидия села на корточки и закрыла глаза.

Она снова в «Ночлеге и завтраке». Входит в общую комнату и видит его впервые. А теперь она сидит напротив него в кресле в стиле королевы Анны и ведет светскую беседу. Они стоят на крыльце, он рассказывает о скотчтерьере, которого любил, и она сочувственно касается его руки. Разве он потом не сказал Хэнку, что это была бордер-колли?

Господи, она идиотка и зря тратит время. У нее же нет машины! Следовало сначала вызвать такси, время торопит!

Она начала набирать номер, но внизу раздались грохот и звон бьющегося стекла.

Эта старуха Эстер оказалась не столь разговорчивой, как он надеялся. Лидия была хорошим работником, это все, о чем он узнал, плюс похвалы ее умению обращаться с собаками и тот факт, что они вместе ели на обед куриный салат с рисом.

Возвращаясь домой, он снова и снова перебирал в памяти их беседу. Каждое слово, сказанное Эстер, будет напечатано. Каждое слово на вес золота.

Эстер была настроена не враждебно, но каким-то образом ухитрялась сводить разговор к насущным нуждам и финансовым делам приюта и к тому, как рачительно будет использовано его предполагаемое пожертвование. Она согласилась позировать для фото.

Ему показалось, будто Эстер намеренно из кожи вон лезет, чтобы отвлечь его от расспросов о Лидии. Словно она всячески оберегает свою служащую от назойливого любопытства. Но что, по ее мнению, должна скрывать Лидия? Совершенно невероятно, чтобы кто-нибудь, кроме него, догадывался о ее настоящем имени. Должно быть, за эти годы она сплела невероятную паутину лжи.

Он припарковался на некотором расстоянии от дома Лидии и подошел к подъездной дорожке. Машины не было. Она наконец-то пришла в себя и уехала. Воспользовалась шансом, который он ей милостиво предоставил.

Прошло почти три часа, и она скоро поднимется на борт самолета. А может, предпочтет уехать и спрятаться поблизости. Скорее всего у нее есть и другие паспорта. Но в конце концов правда выйдет наружу.

Он подошел к входной двери. Заперто. Как и задняя дверь. Тогда он проверил все окна первого этажа, на случай если одно вдруг окажется открытым. Очень неплохо бы сделать несколько снимков интерьера, а также поискать какие-то доказательства, которые она могла не заметить в спешке. Похоже, она провела утро не в приготовлениях к отъезду!

У сарая лежала небольшая поленница. Он подошел и выбрал самое тяжелое полено. Подкравшись к кухонному окну, он немного поколебался. Но в водовороте событий, которые вот-вот обрушатся на мир, взлом и вторжение в чужой дом кажутся почти пустяками. Он размахнулся поленом, разбил окно, подтянулся и перепрыгнул через подоконник прямо на стойку.

На первом этаже не было перегородок, и он уже все успел увидеть со двора. Поэтому, не тратя времени, быстро щелкнул камерой несколько раз. Обыск нужно делать в спальне. А из снимков особенно эффектно будет выглядеть кровать, на которой она спала.

Грабовски мысленно прикинул, как будет действовать. Несколько раз он видел ее в окне, поэтому примерно знал план комнат.

«Скромный домик, – подумал он, размышляя над подписью под снимками дома, – скромный домик…»

Грабовски взялся за дверную ручку.

«Этот скромный дом стал свидетелем…»

Нет, не так.

Он вошел в спальню. И на какое-то мгновение решил, что начались галлюцинации. Камера вылетела из рук. Она повисла на ремешке, с глухим стуком ударившись в грудь.

– Привет, – сказала она, целясь ему в голову из пистолета. – Вы меня искали?

* * *

Слава Богу, спешить больше не надо. Какое облегчение!

Она терпеливо ждала ответа, пристально глядя на него. Брюки разорваны на правом бедре, рубашка помята, один манжет расстегнут, к подошве прилип листок. Конечно, Грабовски никогда не одевался по последней моде, но сегодня выглядел так, словно провел ночь в кустах. Впрочем, это не исключалось.

– Вы искали меня? – повторила она.