Надавив на клинок, Пэдж заставил старика прошаркать в гостиную. Помещение было безупречно прибрано; на крышке большого концертного рояля теснились сувениры и безделушки, кружевные салфеточки и миниатюрные портреты детей и внуков, племянниц и дальних родственниц. Пэдж сдвинул острие на дюйм вверх, так что оно уперлось фармацевту под челюсть.

– Чего я хочу… Где твоя жена, спит наверху?

– Умоляю, не надо ее будить! Я отдам все, что вам нужно! Только не будите мою жену, она ужасно нервная! Она может умереть от потрясения!

– Будить? Я бы ее не просто разбудил – я бы еще не то с ней сделал! Я бы взял нож и отрезал ей губы, а потом заставил их съесть. Я бы выковырял ей глаза и заставил ее их жевать! Я бы выбил ей зубы и заставил их проглотить! Чего я хочу… Лучше даже не спрашивай, чего я хочу! Но тебе повезло: сегодня тебе предстоит осчастливить не меня, а вот этого молодого человека.

Натан отступил назад, но Пэдж поощрительно подмигнул ему. Делать было нечего.

– Мне нужно лекарство от легочного червя…

– И смотри, чтоб оно подействовало! Не то мы придем опять.

– Настойка от легочного червя? Да, она у меня есть. Но вы же понимаете, я не могу гарантировать эффективность…

– Совсем-совсем не можешь? – с нажимом переспросил Пэдж.

– Если случай очень запущенный, уничтожение червей может оказаться равнозначным убийству пациента! К тому же некоторые черви к ней невосприимчивы… Нет, я не могу с уверенностью сказать, что она подействует.

– Значит, не можешь? Однако я настаиваю! – Обхватив шею фармацевта одной рукой, Пэдж поднес клинок к его левому глазу. – Ну-ка подумай, как тебе удобнее гарантировать эффективность твоего лекарства, с двумя глазами или с одним? Или вообще без глаз? Тебе решать.

Старик залепетал что-то невнятное. Кончик ножа вонзился в белок, и несчастный попытался вскрикнуть, однако Пэдж хорошо знал свое дело: в одно мгновение клинок убрался от глаза, а вторая рука зажала старику рот.

– Когда я освобожу тебе рот, ты гарантируешь моему другу, что твое лекарство подействует. Если ты этого не сделаешь, я переложу нож в другую руку и мы начнем все сначала. Ты меня понял?

Старик отчаянно закивал, и Пэдж позволил ему говорить.

– Я… я гарантирую!

– Вот и умница. Твой кабинет там, сзади, я правильно понимаю? Пойдем. Мы вместе выберем самую свежую партию, а мой друг пока отдохнет в твоем превосходном кресле.

Когда они вернулись, Пэдж держал в руках пакет, завернутый в белую восковую бумагу.

– Что ж, прощай до поры до времени, – сказал он фармацевту. – Твой клиент, без сомнения, надеется, что вторая доза ему не потребуется; я же со своей стороны очень надеюсь на возобновление нашего знакомства! Доброй ночи!

Пэдж поклонился и широким жестом захлопнул дверь. Он стоял перед Натаном, охорашиваясь, явно очень довольный собой и уверенный, что Натан тоже оценит качество его работы.

– Вот так, Натан Тривз, добывается снадобье от легочного червя. Раз-два, и дело в шляпе! Никто не пострадал (ну, почти), и снадобье готово к применению.

Пэдж передал ему пакет.

– Если бы ты сам догадался сделать то, что я сделал сейчас, то обнаружил бы, что не должен никому оказывать никаких услуг, меньше всего мне… Впрочем, возможно, тебе мешает твоя щепетильность? Ты бы предпочел, чтобы я занимался тем, чем не хочешь заниматься ты, а у тебя вообще не возникало такой необходимости? Все это очень хорошо, но за чистую совесть, Натан, надо платить. Ты еще молод. Ты не выучил этот урок на собственном горьком опыте. Без сомнения, ты считаешь меня монстром; однако надеюсь, что со временем ты изменишь свои представления.

Из-за отворота своего бархатного сюртука Пэдж вытащил свиток, который они выкрали у человека с родимым пятном, а из кармана достал перо.

– Ох, боже мой, – проговорил он. – Кажется, у меня нет при себе чернил…

Он демонстративно обхлопал себя с головы до ног, а затем, словно это было самой естественной вещью на свете, ткнул острым концом пера в собственную ладонь.

– Не самый эффективный способ, но в минуту нужды к чему только не прибегнешь. – Пэдж ковырял ранку, пока на его ладони не образовалась лужица крови, потом обмакнул в нее перо. – Ты ведь знаешь, как пишется твое имя, правда, Натан?

Тот кивнул: отец когда-то давно показал ему – так давно, что он уже не помнил, при каких обстоятельствах. Он помнил только лицо отца, какой гордостью оно вспыхнуло, когда у Натана получилось овладеть этим искусством. Поэтому, когда Пэдж протянул свиток, он неуклюже, но смело начертил на нем нужные линии, означавшие «НАТАН».

– Вот и прекрасно! – проворковал Пэдж, чье лицо тоже озарилось, хотя и гораздо менее благородным чувством, нежели отцовская радость по поводу успехов сына. – Будем считать, что мы друг с другом в расчете.

XLI

Пэдж провел их по боковым улочкам Торгового конца к ничем не примечательному дому возле булочной.

– Вход в подвал сзади дома, – сообщил Пэдж. – Может быть, попробуем больше доверять друг другу? Вы отдадите мне медальон, а я вам ключ. Нет? Предпочитаете, чтобы я пошел с вами? А что, если вы воспользуетесь вашим численным превосходством и нападете на меня, что тогда? А вдруг я вас обманываю и, как только вы войдете в подвал, запру за вами дверь? Похоже, вам изменяет воображение, или у вас просто нет опыта в таких делах. Ну что ж, зато я бывалый волк. Нате, берите ключ! Я подожду здесь, на холоде, пока вы не удостоверитесь в моих благих намерениях. Видите, как я вам доверяю? Пусть это послужит вам еще одним уроком.

Натан взял у него ключ.

– Только не приходите в ужас, когда его увидите. Похитить такого паренька, как Гэм, не так-то просто: он задал нам работы.

– Что вы с ним сделали? – взвизгнула Присси.

Пэдж пренебрежительно отмахнулся:

– Ерунда! Сломанные кости срастаются, раны затягиваются. Вы даже не заметите, как ваш дружок снова обретет свой обычный вид.

Присси выхватила у Натана ключ и метнулась к люку, ведущему в подвал. Натан сунул руку за пазуху и вытащил медальон.

– Не знаю, почему вы так хотите его заполучить.

Пэдж облизнул губы и протянул руку ладонью вверх. Натан опустил медальон ему в руку, придерживая за цепочку, потом выпустил и ее. Стоило Натану разжать пальцы, как Пэдж накрыл медальон второй ладонью; его вкрадчивая масляная улыбка расплылась по всему лицу, разрезав его пополам, от одной пухлой щеки до