Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Натан ахнул, когда первая из них добралась до вершины и вошла в рану; но он не позволил обжигающей боли остановить его – или это пылинки не позволили ей остановить себя. Они ринулись внутрь, сливаясь с лавой, скребя по нервам, выскабливая гнилую плоть его предплечья. За его сомкнутыми веками набухли слезы, он стиснул зубы с такой силой, что зазвенело в ушах; а затем в рану, против его воли, хлынул новый поток, доведя агонию до такого накала, что у него вырвался вопль, которому Сириус тут же принялся вторить бешеным лаем.
А потом боль прекратилась.
Натан задышал, медленно и глубоко, и каждый вздох исцелял бесконечно малую частицу его существа. По мере того как дыхание постепенно успокаивалось, Натан ощутил еще что-то – а точнее, нехватку чего-то, отсутствие: отсутствие тупой, скукоживающей боли, которая была его постоянной спутницей последние несколько дней.
Лишь через какое-то время он собрался с духом, чтобы открыть глаза, и, сделав это, даже не испугался. Он ожидал увидеть свою руку, исцеленную и здоровую, надеялся испытать чувство удовлетворения собственным достижением. А вместо этого увидел лишь силуэт. Его рука была абсолютно прозрачной вплоть до самого плеча, словно сделанная из идеально гибкого стекла. Внутри виднелись просвечивающие стеклянные вены, просвечивающие стеклянные кости, просвечивающие стеклянные мышцы. Когда он двигал рукой, сгибал ее, делал разнообразные жесты, прозрачная, как вода, жидкость переливалась по стеклянным артериям. Он положил одну ладонь поверх другой – и она не заслонила ее.
Сириус при виде этого принялся рычать – и рычал до тех пор, пока Натан не положил вторую руку ему на голову и не почесал за ушами.
Рука больше не болела – но в ней не осталось ничего вещественного. Натан попытался дотронуться ею до Сириуса, и она прошла насквозь.
Натан шел вперед, в направлении потайного входа, и свет становился все ярче, посверкивая в ряби на поверхности потока, высвечивая известку в щелях между кирпичами, ее шероховатую текстуру и глянцевую поверхность глазурованного кирпича.
Когда он подошел к двери, она была явственно видна – настолько, что Натан не мог поверить, что когда-то ему казалось трудным, даже невозможным, найти ее, не зная, где в точности она находится.
Они спускались в штаб-квартиру клуба.
Натан стоял у входа в библиотеку; Сириус рычал возле его ног. Из щели между дверью и дверной рамой к ним просачивался свет, доносились приглушенные звуки, но не они сказали Натану о том, что происходит по ту сторону.
Сириус был волшебным псом. По словам Анаксимандра, у него имелся орган, чувствительный к магии, которым наделил его Господин; и теперь пес рычал, потому что этот орган сообщал ему, что поблизости находятся призраки. У Натана такого органа не было, но он тоже их чувствовал: мертвые люди, духи.
«Никто теперь не в силах тебя удержать, Натан. Никто!»
Он опустил руку и положил ее на вздыбленную шерсть на спине Сириуса. При его прикосновении пес перестал рычать, поглядел вверх и заскулил. Еще немного, и это могло бы случиться (понимание за пределами слов, незримый обмен мыслями между мальчиком и его собакой), но чего-то все же не хватало.
Натан поднял свою просвечивающую руку. Теперь, когда его отец умер, все начало меняться, и кто мог предугадать, что случится дальше? Он мог ощущать присутствие призраков, чувствовал, что может научиться разговаривать с Сириусом. А вдруг он сможет видеть сквозь закрытую дверь?
Он прикрыл глаза и сосредоточился, но в этот момент дверь отворилась и на пороге появилась Присси. Увидев его, она вздрогнула, но быстро пришла в себя и, схватив за куртку, втащила внутрь.
– Они вернулись! – сообщила она.
И действительно, в библиотеке сидели Джо (теперь уже в двух телах), и сидели они бок о бок, держась за руки. Комната была наполнена красным дымом от дымовой шашки, все еще тлевшей в камине. Джо и Джо были бледными и просвечивали в точности так же, как Натанова рука.
Выражение их лиц было непроницаемым, но в нем было что-то печальное, какая-то тревога. Каждое движение они совершали вместе, с абсолютной синхронностью; у Натана было ощущение, будто он ударился головой и теперь у него двоится в глазах.
– Я пытался попросить у них прощения, но они меня не слушают, – пожаловался Гэм. Он подошел к близнецам, встал между ними, помахал рукой – никакой реакции.
– И вот так всю дорогу, – подхватила Присси. – Только твердят все время одно и то же.
Натан встал перед обоими Джо, но они глядели мимо, сквозь него.
– Это ловушка.
– Не делай этого.
Они произнесли это одновременно: Джо слева говорил про ловушку, Джо справа советовал не делать этого.
Сириус подошел и встал рядом с Натаном, оскалив зубы, и лишь ему удалось привлечь к себе внимание Джо. Один из них (возможно, девочка, хотя они были полностью идентичны, во всем) в страхе отшатнулся. Другой (мальчик?) повернулся и бросился бежать, не двигаясь с места.
– Это ловушка.
– Не делай этого.
Гэм с Присси их не понимали, но Натан понял. Разве не то же всегда говорил ему отец?
Но теперь его отец был мертв. И Джо были мертвы.
«Никто теперь не в силах тебя удержать, Натан. Никто!»
Он поднял призрачную руку, позволил ей наполниться Искрой – и одним движением отправил призраков туда, где было их место.
В свете, падавшем от камина, Гэм представлял собой жалкое зрелище: его кожа была мертвенно-бледной, за исключением участков, покрытых синяками, и очень грязной, кроме дорожек, промытых слезами.
Натан отметил слабость своего друга, но сам он не чувствовал ничего подобного. Совсем наоборот. Он повернулся к Присси:
– С ним все в порядке? Нам предстоит работа.
Она пожала плечами и отвела взгляд, словно Натан был ей чужим. Потом передвинула ногу, чтобы Сириус не задевал