— Кто его пригласил? — удивилась Кира.

— Я, — ответил ей шепотом Лисица. — Решил, что предстоящий спектакль достоин того, чтобы на него собралось побольше зрителей. Мурашов, ты там один?

— Нет, трое нас.

— Это хорошо. Несправедливо будет наслаждаться представлением в одиночку.

— Как ты можешь шутить в такую минуту? — рассердилась на приятеля Кира. — Людмила там наверху, может быть, жизнью рискует, а тебе все хиханьки да хаханьки!

Но всласть поворчать она не успела. Наверху раздались чьи-то еще шаги. На сей раз это не могла ходить Людмила. Вдова старца двигалась легко, словно птичка. А этот человек шагал тяжело, и половицы под его ногами жалобно поскрипывали.

— Явилась уже? — раздался знакомый друзьям голос. — Всегда по-своему норовишь поступить. Смирения в тебе нет. Распутная ты девка! Всегда такой была, замужество тебя нисколько не исправило.

— Не говори со мной так!

— А как мне с тобой еще разговаривать? Я ведь приглядывала за тобой все эти годы. Знала, что быть от тебя беде. И точно! Мужу своему изменила. И с кем! С его сыном! Распутная ты после этого тварь, грешница!

— Ты будешь меня стыдить или мы нормально с тобой поговорим?

— А говорить нам с тобой и не о чем. Все уже давно за тебя решено. Завтра мы с тобой поедем к нотариусу, и ты напишешь официальный отказ от наследства своего мужа.

— И кто так решил? Ты?

— Сама ты так решила, когда прелюбодейкой сделалась.

— Видеозапись ты сделала?

— Я.

В голосе пожаловавшей гостьи слышалось торжество и нескрываемое самодовольство.

— Напишешь отказ от наследства, получишь оригинал записи.

— Без обмана?

— Ты же меня знаешь.

— Так то-то и выходит, что не знала я тебя совсем, — вздохнула Людмила. — Отказ, надо полагать, должен быть в твою пользу?

— Совершенно верно. Сомнений ни у кого не возникнет, ведь мы в родстве были с покойным. Кому за ним наследовать, как не его родной сестре?

Вот оно что! Она сестра старца Захария! Все притаившиеся у молельных покоев давно поняли, кто явился на свидание к Миле. Голос Вирсавии был достаточно характерен, чтобы узнать его, даже когда приглушен он был деревянными перегородками. Ибо это была она, без всякого сомнения. Именно физиономию Вирсавии вместе со всеми ее бородавками запечатлела камера, благодаря отражению в оконном стекле.

— А как же другие сыновья моего мужа? — послышался голос Людмилы. — Как с ними быть? Допустим, я напишу тебе отказ. А они?

— С ними уже давно все обговорено еще моим братом. Они к нотариусу были отвезены и от своей части давно отказались.

Голос Вирсавии сделался глумливым и стал звучать еще противней.

— Или ты думаешь, Захария позволил бы кому-то после его смерти раздробить то, что он бережно собирал всю свою жизнь? Нет! Брат всегда мечтал, чтобы Зубовка осталась в надежных руках. Сомневался, не знал, между кем из двух сыновей ему выбрать. Но теперь все его сомнения разрешились сами собой.

— Не сами собой, а благодаря тому, что старший сын мертв, а…

— А младшего обвиняют в убийстве отца! Убийца за своей жертвой наследовать не может!

— Ты все это подстроила!

— Хоть бы и так! — не стала отрицать Вирсавия. — Что с того? Я всего лишь силой взяла то, что мне принадлежало и принадлежит по праву!

— Но ты женщина! Твоей власти не признают в поселке. Ни старики, ни молодежь.

— Я — женщина, — важно подтвердила Вирсавия. — И я наследовать, конечно, не могу. Но не забывай, у меня есть сын.

— Иеремия? Но… но он совсем непопулярен. Его никто не любит. Да ты и сама знаешь, мой муж сделал мальчика назареем, только чтобы угодить тебе.

— Моего сына все полюбят, — уверенно произнесла Вирсавия. — Когда узнают, кому в поселке принадлежит вся земля, дома, да и они сами со всеми их потрохами, полюбят! У них просто не окажется другого выбора.

— Ты поступаешь против Бога! Это несправедливо!

Но Вирсавия перебила собеседницу.

— Справедливость! — вознегодовала она. — И это ты мне говоришь о справедливости?!

Подруги решили, что Вирсавия вновь будет обвинять Людмилу в совершенном ею грехе, в измене мужу. Но та заговорила совсем о другом.

— Справедливо ли то, что я во всем была помощницей своим братьям, во всем следовала указаниям старшего, оставила все свои амбиции, не пошла учиться дальше, и что получила я за свою преданность? Положение то ли кухарки, то ли кастелянши, то ли просто приживалки?

— Неправда. Ты всегда имела всего в достатке. И я была к тебе добра.

— Да, ты девочка неплохая, — вынужденно согласилась Вирсавия. — Хотя и блудливая. Но речь сейчас о другом! Почему сыновья брата в почете, а мой ребенок оказался вдруг в ущербе? Почему наследовать должны были лишь дети самого Захарии? Нет, это несправедливо. И я не намерена мириться с такой несправедливостью!

— Но ты же сама помогла моему мужу избавиться от детей Илларии — своего брата. По твоему навету из поселка был опозорен и изгнан из поселка Илия. Разве это было справедливо?

— Иеремия не сделал для Зубовки и половины того, что сделала для поселка я! Только я всегда была преданна Захарию, только я была его правой рукой и правым глазом! Я была его ближайшей советчицей. А что взамен?

— Муж сделал твоего сына назареем, своим помощником. Ты жила с нами в одном доме, ела от нашего стола. Чего тебе еще не хватало?

— Чего? Да всего! И в первую очередь уважения!

Да, Вирсавия рвалась к власти. Она была самолюбива и властолюбива. И как многие властолюбивые люди, способна была идти к своей цели по головам тех, кто ей мешал. Сначала она постаралась избавиться от наиболее слабых соперников — племянников самого Захария — Илии и его брата. Тот факт, что при том пострадал ее собственный супруг, Вирсавию не смутил. Ее муж был слаб здоровьем, он не был ей достойной поддержкой, ведь он не обладал ни властью, ни силой. А вот Захария обладал. И Вирсавия рассчитывала, что войдя в его дом, сможет постепенно прибрать всех там к своим рукам. И отчасти ей это удалось. Людмила, например, была привязана к своей ворчливой родственнице.

Вот и сейчас она пролепетала:

— Тебя все уважают.

— Люди меня боятся, — охотно признала Вирсавия. — Но этого мне мало. Я стояла у истоков этого поселения, это моими силами Зубовка стала нынешней. Я и трое моих братьев начинали строить все с нуля. Когда мы сюда приехали, я была маленькой девочкой, Захария заменил мне наших умерших родителей, укрыл от всех соблазнов и грехов большого мира. Я всегда так считала и преклонялась перед своим братом. Но теперь я выросла, у меня у самой взрослый ребенок, и стала кое-что соображать. Начинали мы вместе, а в барышах остался один Захария. Но ведь никого из братьев нынче нету. Иов умер. Иеремия умер. Захария тоже умер. Кто остается? Только я — Вирсавия, сестра их! Значит, мне и наследовать то, что сотворили мы вместе с братьями.