— Завтра мы встретим их восточнее острова Медвежий, между двадцатым и тридцатым градусами восточной долготы, — произнес адмирал Шнивинд, обращаясь к командиру «Тирпица», — Сейчас уже совершенно ясно, что все наши проблемы исходят от русского авианосца. Ни субмарины, ни самолеты люфтваффе так и не смогли до него добраться, но я уверен, что этот бывший американский транспорт ничего не сможет противопоставить снарядам вашего главного калибра.

— Если я смогу подобраться к авианосцу ближе, чем на двадцать миль, его не спасет ничто, но на большей дистанции мои пушки бессильны, — без всякого энтузиазма ответил Топп.

Подставлять свой корабль под бомбы и торпеды русских самолетов ему совершенно не хотелось. Историю гибели однотипного с «Тирпицем» линкора «Бисмарк» Топп изучил очень тщательно и вполне трезво оценивал опасность, которую могут представлять торпедоносцы противника.

— «Бисмарк» был один, — адмирал Шнивинд словно прочел мысли командира линкора, — а мы идем эскадрой. У нас одних только эсминцев почти столько же, сколько у русских самолетов. Три «Уайлдкэта» противник уже потерял, отражая атаки бомбардировщиков люфтваффе. Что у них осталось? Меньше десятка новых двухмоторных истребителей и несколько «диких котов». В конце концов, линкор — не субмарина. Одной-двумя бомбами или случайной торпедой его не уничтожить, а больше попаданий наше ПВО не допустит.

— Герр адмирал, не сомневайтесь, я понимаю в чем состоит мой долг и выполню любой приказ, — Топп не видел смысла возражать командующему. Завтрашний день в любом случае должен был все расставить по своим местам.

Ночь прошла спокойно. Каждый час приближал эскадру к советскому конвою, упорно продолжавшему путь на восток. В какой-то мере русским повезло. Ледовая обстановка позволила им обогнуть остров Медвежий с севера. Это удлиняло путь немецкой эскадры и несколько осложняло действия авиации, но решающей роли сыграть не могло.

Топп искренне не понимал, на что надеется командир советского конвоя. Его единственным шансом было немедленно отдать приказ о рассредоточении кораблей. Да, при этом транспорты останутся практически без защиты, но хотя бы у кого-то из них появится надежда проскользнуть через завесу немецких кораблей и подводных лодок и добраться до северных портов России. А оставаясь вместе, они неизбежно погибнут все. На самом деле, в успехе Топп не сомневался. Его беспокоил лишь вопрос, какой ценой он будет достигнут, а еще командиру «Тирпица» не давал покоя британский флот, давно имевший виды на его линкор. Неофициальные договоренности о том, что британцы не станут мешать немецкой эскадре громить русский конвой, конечно, радовали, но вот станут ли джентльмены соблюдать это соглашение, когда с советскими кораблями будет покончено? Слишком уж лакомой целью для них являются «Тирпиц» и три тяжелых крейсера германского флота. Что им стоит перехватить его эскадру на обратном пути в Норвегию? И хорошо если при этом все корабли эскадры будут полностью боеспособны. Топп был уверен, что русские просто так не сдадутся, а что может быть хуже, чем вступать в бой с британскими линкорами, уже имея повреждения?

Русский самолет появился в небе над эскадрой около одиннадцати часов следующего дня, когда расстояние до конвоя сократилось до восьмидесяти миль. В сильный бинокль было видно, что это более крупная машина, чем «Уайлдкэт», и Топп решил, что, видимо, это один из тех тяжелых истребителей, на действия которых не уставало жаловаться командование люфтваффе.

«Мессершмитты» сюда уже не доставали, и русский чувствовал себя в небе достаточно уверенно. Держался он высоко и близко к эскадре не подходил. От огня 88-миллиметровых зениток истребитель уклонялся с демонстративной ленцой — на такой высоте с его маневренностью и скоростью это не составляло особого труда.

Неторопливый и в чем-то даже изящный танец одинокого самолета среди вспышек разрывов зенитных снарядов продолжался около десяти минут. У Топпа даже возникло ощущение, что русский их просто дразнит. Видимо, похожие мысли посетили и адмирала Шнивинда. Во всяком случае, за самолетом он наблюдал очень нехорошим взглядом. А потом все перевернулось, и Топп едва успел осознать, как это произошло.

— Наблюдаю двадцать целей! — доложил локаторный пост, — Самолеты! Заходят с северо-востока. Высота пятьсот. Расстояние двенадцать миль. Скорость тысяча пятьдесят!

— Герр адмирал, это русские ракеты! — Топп никогда не встречался с подобным оружием в бою, но рассказы выживших при атаке на Плоешти дошли и до высших офицеров флота.

— Курс на восток! — немедленно приказал Шнивинд, разворачивая флот почти на семьдесят градусов вправо. — Кораблям начать маневрирование для уклонения от воздушной атаки!

Отдавая необходимые приказы, Топп пытался понять, на что рассчитывают русские, нанося удар по эскадре мощным, но не слишком точным оружием. Попасть в маневрирующий корабль, это совсем не то же самое, что нанести удар по заводским корпусам и нефтепромыслам. Впрочем, ответ на свой вопрос он получил куда быстрее, чем ему бы хотелось.

Крылатые ракеты выскользнули из-за горизонта и огненными росчерками устремились к кораблям эскадры. Спустя пару секунд Топп понял, что все куда хуже, чем он думал. Маневр уклонения не принес ожидаемого результата — ракеты тоже изменили траекторию полета и довернули в сторону немецких кораблей.

Первым попал под удар эсминец «Ганс Лоди». Ракета ударила в его носовую часть, и на какое-то мгновение командиру «Тирпица» показалось, что взрыватель не сработал. В воздух с негромким хлопком взлетели какие-то мелкие обломки, и корабль окутало облако тончайшего тумана. Все это длилось краткие доли секунды, а потом эсминец взорвался — весь и сразу. На месте, где только что рассекал океанские воды стремительный боевой корабль, вспух шар огня, из которого, оставляя белесые дымные хвосты вылетали отдельные крупные фрагменты. Топп с ужасом узнал в одном из них верхнюю часть боевой рубки эсминца. Попадание ракеты вызвало детонацию боезапаса, и одновременный взрыв десятков торпед и глубинных бомб разметал обломки «Ганса Лоди» на сотни метров вокруг.

Дальше взрывы следовали один за другим, и Топп просто не мог уследить за стремительно развивавшимися событиями, особенно после того, как очередной удар пришелся по его кораблю. «Тирпиц» тяжело вздрогнул всем корпусом, и всех, кто находился в боевой рубке, сбило с ног. Ракета попала в корму, и это спасло командира корабля и адмирала Шнивинда. Взрывчатый газ не достиг рубки и все разрушения пришлись на кормовую часть судна.

— Боевым частям и службам доложить о повреждениях! — выкрикнул Топп, тяжело поднимаясь на ноги и вытирая кровь, сочившуюся из глубокой ссадины на подбородке.

Все оказалось не так ужасно, как изначально подумал Топп. Во всяком случае, для его корабля. «Тирпиц» выдержал страшный удар. В кормовой части с палубы смело всё. Ударной волной вывело из строя радар, и повредило значительную часть зенитной артиллерии. Расчеты в кормовых башнях получили тяжелую контузию, но орудия уцелели, а сами башни не заклинило и ход линкор не потерял.

Через несколько минут стало ясно, что тяжелые корабли эскадры смогли пережить ракетную атаку, получив повреждения, но не потеряв боеспособности, а вот эсминцы… Кораблей сопровождения у эскадры больше не было. Русские ракеты не оставляли шансов слабо бронированным эскадренным миноносцам. Операцию следовало немедленно прекращать и Топп лишь ждал соответствующего приказа от адмирала, но неожиданно услышал совершенно другое.