Йошка понял: надо проявить симпатию к этой строгой девушке, скорее всего, именно она начальница отделения. Тогда можно будет запросто ходить сюда и наблюдать за проходной завода, которая хорошо просматривается из окна.

Болтая, он как бы от нечего делать перелистывал баварский телефонный справочник и наткнулся на фабрику детских игрушек, ту, что принадлежала Ноелю Хохмайстеру… Там же, в справочнике, он нашел пивную на Лембахштрассе в Розенхейме под названием «Альтказе».

До конца смены оставалось несколько часов.

– Если разрешите, я подъеду вечером, – проговорил Йошка.

Серьезная девушка пожала плечами, сделав вид, что ее он нисколько не интересует.

Йошка побывал у черной громады Новой ратуши. На башне торчали фигуры с раскрашенными лицами. Когда зазвенели куранты, куклы пришли в движение. Появились два игрушечных рыцаря. Левый всадник сбил копьем правого и исчез. Затем разбитная группа ремесленников в красных долгополых сюртуках совершила танец под популярную баварскую песенку «Ну и холодно же сегодня». Вспорхнул металлический петух, похлопал жестяными крыльями и закукарекал. Так изо дня в день, из века в век… Новая ратуша как бы напоминала немцам о незыблемости раз и навсегда заведенного порядка.

Осмотрел Йошка и средневековую крепость Зенлингер-Торплаце, побывал и на рынке Виктуалиенмаркт, где под синеполосными тентами крестьяне торговали сладким картофелем, маринованными яблоками, ветчиной и домашними колбасками. Затем не спеша дошел до Немецкого музея – огромного здания с плоской стеклянной крышей. Служитель пропустил его без билета. Служащие вермахта имели на это право.

В зале самолетов и дирижаблей под потолком висели этажерки первых летательных аппаратов, модели знаменитых дирижаблей «Граф Цеппелин» и «Вильгельм». На полу стояли ветераны-бипланчики Мессершмитта и Юнкерса.

В Морском зале демонстрировались яхты и парусники – победители скоростных регат.

После музея он пообедал в кафе на площади Штахуса, подивившись обилию и дешевизне предложенных блюд.

По Карлсплаце, самому бойкому месту в городе, вышел к желтовато-красному особняку великого живописца-мюнхенца Франца Ленбаха. Он походил на древнеримскую виллу. Там располагался художественный музей и хранились лучшие портреты Листа, Вагнера, Мольтке, Бисмарка, написанные рукой знаменитого баварца в духе старых мастеров.

Теперь он мог рассказать девушкам на почте обо всем увиденном. Намекнув начальнице, что намерен проводить ее с работы домой, стал со скучающим видом смотреть в окно. Кончалась смена. Из проходной повалил народ. На почте сразу стало многолюдней: кто отправлял письма, кто ждал вестей от братьев, сыновей. Девушки занялись клиентами.

Йошка так и не увидел Бера, хотя проторчал у окна целый час. После закрытия почты ему ничего не оставалось, как пригласить начальницу в кафе, угостить пирожными и легким яблочным вином.

В Розенхейм он вернулся поздно.

– Почта – пока единственное место, через которое мы сможем выйти на Бера, – сказал Павел. – Ею и занимайся.

На следующий день Франц Штефи передал Шрайэдеру просьбу Павла. Тому захотелось посмотреть на нового обитателя пансиона, прибывшего из самой России.

– Пусть придет завтра, – сказал он.

– В полицию?

Помедлив, Шрайэдер великодушно разрешил привести Павла к себе домой на время сеанса.

Шрайэдер жил в двухэтажной вилле с колоннами, лепным карнизом и высокими окнами в стиле древне-германской готики. Калитку открыл садовник. Сам Шрайэдер стоял у парадной лестницы, широко расставив ноги и держа руки за спиной. У него было тонкое, похожее на лисье лицо. Франц прибавил прыти и, замерев в нескольких шагах, выкинул руку вперед:

– Хайль Гитлер!

Глядя мимо него, Шрайэдер спросил:

– Это и есть друг вашего Артура с фронта?

Павел выступил вперед, отдал честь по-армейски:

– Великодушно простите меня, я отвлеку ваше внимание на несколько минут, вот мои документы…

Пока Франц устанавливал мольберт, раскладывал кисти и краски, Павел подавал одну бумагу за другой. Натренированным взглядом Шрайэдер просматривал их.

– Чего же вы хотите? – наконец спросил он.

– Остановиться для отдыха в вашем городе, – Павел показал глазами на прошение о временной прописке.

Шрайэдер щелкнул пальцами. Павел догадался: ему понадобилась авторучка. Он достал перламутровый «клемс» и подал Шрайэдеру. В углу прошения появилась надпись: «Капитану полиции Каппе. Оформить немедленно».

– Поезжайте в управление и передайте документы этому человеку, – проговорил Шрайэдер таким тоном, будто наградил просителя Рыцарским крестом.

Затем важно прошел к цветам, на фоне которых захотел увековечить себя для потомства. Перед мольбертом, замерев в стойке, как гончая, вытянулся Франц. Шрайэдер кивнул, и кисти Штефи заметались по полотну.

В полицейском управлении Павел отыскал Каппе. Магическое слово «немедленно» сделало капитана расторопным. В Розенхейм, который до войны был одним из провинциальных городов Баварии, теперь прибывало много инвалидов, представителей разных фирм, уполномоченных по рабочей силе, сырьевым ресурсам, активистов из общества «зимней помощи», деятелей церкви, эвакуированных жителей городов, подвергшихся налетам американских и английских бомбардировщиков. Документы пробежали по конвейеру с десятками других с той лишь разницей, что проверялись «немедленно», и их обладателю не пришлось тратить время на ожидание. Вместе со штампом на жительство Каппе выдал карточки на продовольствие, мыло и табак, распределяемые в рейхе по строгим нормам.

Тем временем Йошка съездил на фабрику Ноеля Хохмайстера. Инспектор по найму, лысый старик, страдающий подагрой, просмотрев солдатскую книжку, справку из госпиталя об увольнении из армии по тяжелому ранению, сказал:

– Для устройства на работу нужны еще две рекомендации: одна – от гауарбайтсфюрера,[44]другая – от кого-либо из влиятельных рабочих нашего предприятия.

– Не знал, что детские игрушки тоже представляют для рейха военную тайну.

– Мы занимаемся теперь другим делом, – морщась, проговорил старик.

– А какую работу можете предложить?

– У нас нет вакансий шофера. Пойдете разнорабочим. Паек и восемьдесят марок в неделю.

– Я подумаю, – сказал Йошка, забирая документы.

Погребок «Альтказе» был минутах в пяти от фабрики Хохмайстера. Обслуживал он, видимо, здешних рабочих и тех, кто жил поблизости.

Едва Йошка расположился за столиком, как к нему приковылял кельнер в солдатском френче и синих кавалерийских галифе с леями. От кельнера не укрылись награда Железным крестом второй степени, серебряный значок ранения и красно-бордовая ленточка медали «За зимний поход на Восток», которую фронтовики прозвали «мороженым мясом».