на тебя, особенно, когда ты запросился писать. Ну и отпустили, пришлось мне кстати денежек дать им. Они даже удивились, что я им пятерку дала, видимо много. У меня даже права не спросили, наверно ты произвел на них впечатление, когда начал просить у них пострелять из пистолета. Посмотришь на тебя, так и забудешь, что хотел.

Тома говорила вроде бы и обидные слова, но я смотрел на нее и чувствовал себя в принципе нормально. Я снова с девчонками, я не беспомощный мальчишка, я могу управлять собой, и даже могу принимать решения и командовать.

— А что с Милой? Ты ей таблетку дала?

— А что делать? Она начала спорить со мной. Убежать куда-то хотела. Пришлось твою фразу сказать, а потом и таблетку дать. Она чуть не испортила все. Ладно вовремя я фразу сказала.

— Ну а дальше?

— А что дальше… ехали, ехали и опять ехали. Честно говоря, я устала, как не знаю кто. Хорошо бы где-нибудь отдохнуть дня три, а то и четыре. Я уже расклеиваться начинаю.

Я видел, что Тома действительно устала, от дороги, от напряжения, от того, что ей нужно было следить за двумя великовозрастными детьми. Как бы они чего-нибудь не натворили.

— А почему у меня на лице царапина?

Тома хмыкнула и улыбнулась.

— Пока я ходила в кустики, вы с Милой разодрались. Ты ей синяк поставил под глаз, а она тебе руки и твою мордочку расцарапала.

Что-то такое я припоминал. Возня какая-то была в машине. В глазах были какие-то искры. Это наверно мне от Милы досталось.

— Я еле вас успокоила. Мозги-то у вас детские, а вот сила-то взрослая. Мне пришлось сначала тебя из машины выдергивать, потом Милу. Да вы еще потом вокруг машины бегали и обзывались. И смешно и жалко было на вас смотреть. Снять бы вас на телефон, да потом показать.

Весь день мы ехали. К вечеру снова остановились в лесу. Девушки уже не хотели пользоваться мазью от комаров Дэта. Запах у нее был очень резкий. Он отпугивал не только насекомых, но, пожалуй, и животных.

Я развел костер. Тома начала готовить. Мне на миг показалось, что мы семья. Вот сидит наша дочь, что-то рисует в альбомчике. Чихнула, вытерла ладошкой ротик и уставилась на меня. Того и гляди папой назовет.

Вечер, костер, мы сидели на поваленных березах. Здесь их было достаточно. Я уже выбирал место для стоянки автоматически. Мы пили чай. Я решил все-таки поговорить с Томой о цели моей командировки. Мне не нравилась возня вокруг всего этого. И было подозрение, что тут что-то нечисто.

У меня была одна идея, которую я хотел осуществить. Но делиться ею я ни с кем не собирался. Да может быть и не получится.

— Тома, ты знаешь цель нашей командировки? — я повернулся к Томе.

Она посмотрела на меня, опустила глаза, вздохнула и сказала, — знаю.

— Откуда? — я вскинул голову.

— Нетрудно догадаться. Я поняла, что вы не из этого времени. Охотитесь на меня и моего коллегу.

— Тогда почему ты не сбежала?

— А куда? Да и зачем? Мне надо было выиграть время. Да и ты так беспокоился обо мне, — она улыбнулась.

Я почесал шею. И продолжил.

— Значит ты знала, что наша организация ищет людей, связанных с оракулом?

— Догадалась. Это нетрудно.

Мы замолчали. Я переваривал услышанное.

— Подожди, подожди. Значит ты знаешь, где оракул?

— Конечно, знаю.

— Ты этого не можешь сказать?

— Почему. Могу.

— Где? — я замер, готовясь услышать ответ.

— Здесь, — Тома закрыла лицо руками. Я понял, она заплакала.

Я подошел, сел рядом, обнял ее и начал гладить голову. Наконец, до меня дошло. Тома и есть оракул. Вот так! И оракул сейчас плачет. Я, дилетант, спецагент, сижу с человеком, которого ищут тайные силы.

Тома уткнулась мне в грудь и плакала. С другой стороны плакала Мила. Ей было жалко тетю Тому. Я сидел и жалел обеих.

Что мне с ними делать? Милу я постараюсь отправить домой. Тому? Нужно спрятать. Не хочу выдавать ее нашей организации. Мне стало жалко Тому. Она совсем не заслуживала той участи, которая ее ожидала. А я знал, что из нее достанут все что захотят.

Девчонки поплакали, потом Тома начала смеяться. Я удивленно смотрел на нее — что такое? Она стала вспоминать, как мы ссорились с Милой и кидались землей друг в друга. Как она нас успокаивала, мирила. А мы ей жаловались. Сначала Мила, потом я тоже начали хохотать.

Снова я заварил чай. Я сел напротив Томы. Милу мы отправили спать в машину. Мне было интересно послушать Тому.

Если она оракул, то давно просмотрела мое будущее. Мне было не по себе с человеком, который знает, что со мной произойдет. Да я и знать не хочу, страшно.

— Если ты думаешь, что я могу заглянуть в будущее, то ты ошибаешься, — сказала Тома.

Я молчал и слушал.

— У каждого человека, обладающего способностью есть запреты. Которые ограничивают человека в его действиях, в его жизни. И если человек обойдет эти запреты или же не заметит их, то может быстро погибнуть, — сказала Тома.

Что-то подобное я где-то слышал.

— Ты вообще знаешь почему меня ищут по всему свету? — спросила Тома.

Я пожал плечами.

— Если я тебе расскажу, твоя жизнь будет в очень большой опасности. Хотя она уже в опасности, — проговорила Тома.

Я кивнул.

— Я все-таки рискну тебе рассказать, правда не все. Я просто не имею права, — сказала Тома.

— В древности люди многого не знали. Но они на слово не верили, как бы сейчас ученые не убеждали население. Все можно было проверить. Работает заговор — хорошо, не работает — значит не нужен. Такое же отношение было и к шаманам и магам. Все что не работало, то отбрасывалось. Проще жили. Не умничали, не мудрили. Сказали — сделали. Болтунов не любили.

Шаманы заметили, что существуют ограничения на пользование некоторыми силами. К примеру, топором можно рубить деревья, строить дома, но можно и повредить себе конечности. Дрессировщик пользуется своими тиграми, львами, но старается не поворачиваться к ним спиной. Если точнее пользуйся своей способностью, но не забывай про ограничения. То есть ты можешь навредить себе.

Это явление объясняют по-разному. Да и не суть важно. До сих пор есть люди, которые могут видеть ограничения, запреты у людей, имеющих ярко выраженные способности.

При этих словах я вспомнил — ну точно, на лекции на курсе то же самое рассказывали.

Тома продолжила, — и если кто нарушал эти запреты, то