и погибал быстро. И сам не понимал от чего. Этим знанием владели маги, шаманы. Простому человеку это знать нельзя было. Вот одну тайну я тебе и открыла, — она улыбнулась.

— Я это знал. Нам это на курсе давали, — сказал я. Тома удивилась и продолжила, — сейчас следующее расскажу. Для чего меня искали по всей стране.

Дело в том, что это умение понимать запреты у человека встречается очень редко. Практики, которые развивают это умение, давно утеряны. Вот так и получается, что нас таких по всей Земле только несколько человек и найдется. Я возможно одна свободная и осталась. Остальные на кого-то уже работают.

— Но зачем это все, — не понял я.

— Вот смотри. Есть удачливый способный бизнесмен. Очень богатый. У него есть способности к деланию денег. И вдруг, когда он на самой вершине, у него начинаются неприятности. И бизнес рушится, и здоровье начинает шалить. А потом и вовсе умирает.

Кто-то из сильных мира сего узнал об этой легенде. Сопоставил все факты и понял — да это все работает. У него есть способности и есть запреты. Но он не знает этих запретов. И рано или поздно он умирает, или погибает. Кто-то говорит о карме и так далее. Но карма — это нечто другое. Кто устанавливает эти запреты? Гипотез много. Но какая правильная…

Представь если конкуренты узнают о запретах. Они обязательно сделают так чтобы человек нарушил эти запреты. Так что это страшное оружие. Неотвратимое.

Так вот, я могу видеть эти запреты. Для этого мне нужно посмотреть человека, коснуться его, пообщаться с ним.

Вот меня и ищут. А сейчас за мной охотится одна организация, которая хочет эксплуатировать мой дар. Продавать мою информацию. Но я не хочу быть оракулом для других, не хочу работать по указке, — Тома явно нервничала.

Я слушал ее, и жалел. Как тяжело жить с такой странной способностью. Знать и понимать, что помочь не сможешь. Потом мысли перешли на себя. Ведь у меня тоже есть способность. Правда она была не совсем понятная и освоенная. И значит есть и запреты.

Наверно все переживания были написаны на моем лице, потому что Тома улыбнулась, — да скажу я тебе твои запреты.

Я был весь во внимании. Сейчас мне скажут, то, что говорят только сильным мира сего. Значит я смогу избежать того, что может сократить мою жизнь. Что-то даже дрожало в мне. Такие откровения дорогого стоят. Я совсем другими глазами посмотрел на Тому. Сейчас она казалась мне сверхчеловеком. Как-то сразу забылась наша дружба, наша выручка, даже моя некоторая снисходительность по отношению к ней.

Тома смотрел на меня и ждала. Возможно, она чувствовала мою нерешительность, робость. Наконец, я выдохнул и кивнул. Она поняла это как просьбу говорить и начала.

— Ты не должен избегать проблем. Ты не должен огорчаться от решения проблем. Ты не должен бросать решение проблем. Все. Вот что я увидела. Может быть, сформулировала не совсем понятно. Но так я увидела.

Я понял, что у Томы сформировался особый язык, когда она говорит то, что видит у человека.

— А что мне может грозить, если я буду нарушать запреты?

— Обычно такие неприятности, с которыми человек не может справиться. Здоровье, случайные аварии, катаклизмы и так далее.

— Так это страшно.

— Конечно, страшно. Поэтому за мной и охотятся. Власти хотят жить.

Тома ушла спать в машину. Я же долго сидел у костра и думал. Конечно, я запомнил все свои три запрета. И сейчас размышлял, насколько я нарушал их. Получалось, что в последнее время я не нарушил ни одного. Я не избегал неприятностей, я не огорчался, даже наоборот, радовался, хотя это и нелепо, и не отказывался от решения проблем. Вроде бы все нормально, но все равно новое знание беспокоило меня.

Спал я мало. Да и спать было неудобно. Кровать, устроенная из одеял, положенных на ветки не слишком мягкая.

Светало. Я разжег костер и пошел поднимать девушек. К Томе я сейчас относился по-другому. Я просто не мог, как раньше пошутить, посмеяться над ней. Между нами пролегла официальность. Тома это почувствовала.

После завтрака я начал говорить.

— Тома, мы сейчас доедем до города. Я уеду на два дня, может быть на один. Зачем? Я тебе не буду говорить. Это только мое дело. Тебе нужно будет позвонить по номеру телефона, я тебе дам, и поговорить. В общем ты будешь говорить с Шурой, старшей моей команды. Я накидаю перечень вопросов. Ты задашь их. Сам я не могу с ней разговаривать, наверняка она применит кодовую фразу, и я выдам наше местонахождение. После того, как поговоришь, вы переедете в другой город, там снимете квартиру и будете меня ждать. Ровно три дня. Если я не приеду, то ты должна скрыться. Миле дашь последнюю таблетку и уедешь.

Тома слушала меня и мне на мгновение показалось, что мы все еще маленькая команда, которая имеет цель и идет к ней.

Потом мы собрались и сели в машину. Аккуратно выехали из леса и стали двигаться в сторону нашей цели. По пути заехали в деревенскую почту, и я отправил телеграмму, в которой я передал час, когда будет звонок. Все это сказал Томе, еще раз предупредил о том, чтобы она была осторожна. И сразу после звонка переехала в другой город. Скорее всего организация сразу засечет телефон и вышлет группу захвата. Поэтому нужно скрыться.

Остальной путь мы проехали без приключений. И вот мы в городе, где будет решаться наша судьба. А может ничего и не будет.

Мы проехали через плотину городского пруда, и я остановился.

— Тома, здесь мы расстанемся. Тебе нужно отдохнуть, найти телефон и позвонить, я передал ей бумажку с номером, и перечень вопросов.

Когда позвонишь, сразу уедешь. В другом городе снимешь квартиру и будешь ждать меня. На вокзале оставишь в камере хранения адрес, вот код, на который закроешь камеру. Ждать меня, повторяю, только три дня. Потом уезжай. Что делать с Милой тебе скажут по телефону.

Мила любопытно смотрела на нас из машины. Она улыбалась, словно почувствовала, что путешествие скоро закончится. Она будет дома. Я немного позавидовал ей. Вопрос о Миле был в перечне. Куда ей приехать, с кем встретиться.

Я подошел к машине, достал из багажника рюкзак и повернулся к Томе. Мила, как маленький чувствительный ребенок подскочила ко мне, обняла меня и заговорила жалобно, — дядя Серый, почему ты уезжаешь? Ты не уезжай!

Тома тоже обняла меня. Мы так и стояли