Я не хотела быть почти человеком. Я хотела стать тьмой и больше никогда никого не бояться.

Амстердам не спит, когда без трех минут одиннадцать я прохожу мимо здания вокзала. Возле букв I amsterdam на земле расставлены горящие свечи и портреты погибших в рамках под стеклом, разложены цветы. Огоньки дрожат на ветру, я подхожу, останавливаюсь на секунду, всматриваюсь в лица. Потом бреду дальше, без цели и почти без мыслей.

Мне нравится гулять в темноте. В ночные часы этот город похож на огромного дракона – огнедышащего, сильного, опасного. Лежа на своем золоте, он ворочается и рычит, изрыгает пламя и клубы смрадного дыма, ест слишком неосторожных рыцарей, а принцессы в дорогом нижнем белье заботятся о том, чтобы дракон не скучал. Огни уличных фонарей отражаются в каналах, и рябь на воде похожа на золотую чешую, но вода все равно слишком темная и глубокая. В ней тонут велосипеды, смартфоны парочек, делающих селфи на мостах, а случается, что и люди. Город глотает их, потом выплевывает, холодных, спокойных и бездыханных. И живет дальше так, как будто ничего не случилось.

Я долго петляю по знакомым улицам, думая, чем бы заняться. Домой не хочется. Еще недавно я обожала свою квартиру, она была моим убежищем, моей маленькой крепостью. А теперь она стала подобием золотой клетки. До меня вдруг дошло, что все эти годы мне платили и выполняли любое мое желание только за то, чтобы я не была собой. Конечно, все это намного лучше, чем всю жизнь пахать в какой-нибудь конторе с утра до ночи, оплачивая ипотеку и налоги. У дискордов есть ресурсы, знания, связи, так что мы во многом превосходим обывателей. Но какой в этом смысл, если мы в итоге становимся почти такими же, как они? Причем если люди радуются своим уютным домишкам, вечерам с семьей и всей этой хюггеерунде [36] вроде какао и пледа, то нам недоступны ни радость, ни близость, ни уют. Тьма – это единственное, что у нас есть; если отнять ее у нас, мы становимся никем.

Наконец я устаю шататься без цели и падаю в плетеное кресло за столиком какого-то ночного кафе у самого канала. Заказываю большую чашку черного кофе, сэндвич с лососем и крабовые чипсы. Жую, смотрю в темную воду и пытаюсь распутать целый клубок оборванных связей, который остался от последних дней. Герцен умерла. Со своим новым ментором я поссорилась, и уж теперь-то он точно постарается упрятать меня в психушку. Карел погиб – все-таки жаль: даже если бы мы расстались, собрат-единомышленник мне бы сейчас не помешал. Ливень… с ним я слишком затянула, а ведь сразу было ясно, что ничего хорошего из этого не выйдет. Чертов эликсир! Как можно хотеть обладать чувствами? От них же одни проблемы. Лаура погибла. Осталась только Хэйни, но даже она целый вечер офлайн – готовится к конференции. Одиночество меня не тяготит и не пугает – я привыкла к нему, но я не знаю, что делать дальше.

Пуститься в бега? В Европе легко затеряться – отсутствие границ, единая валюта и огромная сеть поездов и автобусов позволяют путешествовать почти незаметно. Конечно, есть камеры, банкоматы и именные билеты, но данные строго охраняются законом о защите личных данных, и получить к ним доступ не так-то легко даже для полиции. К тому времени, когда закончится конференция и Асиано начнет меня искать, я уже буду далеко. Может, в Барселоне или в Мадриде. Может, в какой-нибудь маленькой шведской деревушке, затерянной среди лесов. Сниму побольше наличных, найду какое-нибудь жилье. А потом? Что потом?

Я вынимаю из внутреннего кармана куртки кольцо, осматриваю его в свете электрогирлянды, которой украшены деревья вдоль канала. Мне неспроста его дали, от меня чего-то ждут. Черный бриллиант сверкает гранями, заключенная в нем тьма кажется живой. Не зря ведь если смешать все цвета, то получится черный. Выходит, что тьма – это не черный цвет, это все цвета мира в одном штрихе…

– Это не кольцо силы, если что, не надейся, – вдруг произносит рядом знакомый голос. – Точнее, его одного не хватит, чтобы править миром, придется приложить усилия. Так что это просто украшение. Ну как просто – это символ древней могущественной семьи, работа лучших ювелиров, идеальный размер… Тебе нравится?

Я поднимаю голову – напротив меня сидит мужчина в черной рубашке, тот самый, который однажды прервал мой завтрак. Боги, ну почему? За что у меня такая судьба, что мне постоянно кто-нибудь мешает есть?

– Вы могли бы хоть чему-то научиться у конкурентов и не пытаться меня подкупить дорогими подарками, – отвечаю я, смерив его взглядом. – И кажется, мы не переходили на «ты», во всяком случае вы даже не представились.

Он кладет на стол руку, на которой сверкает такое же кольцо. Отвечает с усмешкой:

– О, это не дорого для нашего круга, Сэйнн. И настоящий подарок еще впереди. Что до обращения… Думаю, нам можно оставить эти формальности, и ты уже даже догадалась почему.

Он берет меню у подошедшей к нам официантки и прежде, чем она успевает нас поприветствовать, легко распахивает его и не глядя указывает на какую-то строчку, а потом смотрит на девушку. Глаза у нее делаются какими-то пустыми и бессмысленными, она забирает меню и уходит.

– Что вы там заказали? – интересуюсь я. – Порцию ремулада [37] и будете есть его ложкой?

Мужчина смеется:

– Нет. Я просто сделал так, чтобы она меня не видела. Сейчас она выйдет через черный ход и больше никогда сюда не вернется – к лучшему, дрянная работа, найдет другую… если не утопится в канале.

Я долго смотрю девушке вслед, потом пожимаю плечами:

– Как хотите. Я все равно уже заплатила, не люблю ждать счет. Так кто вы?

– Я часть той силы, что вечно хочет зла…

– И вечно совершает благо? [38] Вы мне не подходите, спасибо, следующий.

Снова смех как ледяная крошка – мелкий, сыпучий и холодный.

– Нет. На этом месте цитату можно закончить. Слегка перефразируем Гете, вольная интерпретация, так сказать. Впрочем, я не Мефистофель, я из другой, так сказать, пьесы. Меня зовут Фабио дель Оро. Я дядя Риккардо, младший брат его настоящего отца, а тебе, стало быть, двоюродный дед.

Я вспоминаю нашу первую встречу в лофте A’DAM Tower. Тогда он предпочел не говорить, а играть и именно так привлек мое внимание.