– Я заявлю на тебя, – сказал Илья, глядя не на Нину, а на комод. И поспешно вышел.

Нина, не обращая на него внимания, прошла в спальню за вещами. На полке лежали два чужих лифчика. Маленького размера, красные, со стразами. И одни трусики с жемчужной ниткой вместо ластовицы.

Бывают такие дни, когда ты вдруг со всей безысходной отчетливостью понимаешь, что все тлен. Ну, прям вот все. Все сделано из серого тумана и сырости. И не имеет смысла.

Ты смотришь на обычные повседневные вещи и не понимаешь, зачем они нужны.

Не понимаешь, зачем есть, пить. Зачем открывать глаза. Вокруг ходят люди, дети, но все они заблуждаются. Все они еще ничего не поняли, а ты понял – нет ничего, кроме тлена!

А тлен тем временем пробирается внутрь тебя и заковывает все органы в отдельные чехлы. Сердце в чехле, печень в чехле, мозг тоже в чехле. И между ними нет сообщения.

На улице плывут бессмысленные серые облака, из крана льется бессмысленная вода. Да что там говорить, вся твоя жизнь – бессмыслица, провал и неудача. Об этом могут не догадываться близкие, но ты‑то знаешь. Ты знаешь, а они обманываются. Или просто делают вид, что не догадываются, чтобы не расстраивать тебя.

Чуя твое гнилое настроение, из недр выползают мысли-червяки, мысли-гиены. Ползут, бегут на гнильцу. И вот уже твой внутренний монолог полон фраз про то, какое ты ничтожество, урод и неудачник, как не ценит тебя никто и никто не может полюбить такое убогое создание, как трудно жить, да и зачем, раз уже апокалипсис. Что раньше ты был хорош, но все просрал.

Как назло по телевизору в этот момент будут показывать какое‑то унылое говно. А лента инстаграма и фейсбука будет такой фальшивой, что хоть кровь из глаз.

Ты подумаешь о сексе, но все эти кульбиты предстанут в самом уничижительном свете.

Подумаешь о друзьях, но они, ты уверен, тебя не поймут. Поэтому и пробовать не стоит.

К тебе придут и постучат в дверь все твои Надо. Ты оставишь их там за дверью, потому что не найдешь ни одной причины их впустить.

Ты посмотришь на себя в зеркало и увидишь, что постарел, цвет волос – солома и плесень. Руки сморщились и маникюра нет. Зато есть усики и волосы в носу. И это тоже все тлен.

И даже если ты выйдешь на улицу, то пойдешь на какую-нибудь почту, где опять тебе пришлют не то, а вдогонку еще и штраф из налоговой. На фоне серого неба будут качаться ветки деревьев без единого листа. А по асфальту будет метаться серая, убивающая любой цвет пыль.

И ты подумаешь, «лан, доволочу как-нибудь себя до конца этого дня. А там, может быть, начнется что‑то другое».

Это означает, что скоро дно. И пора ощутить его ногами, чтобы оттолкнуться или совсем утонуть. И то и другое будет сделать одинаково легко и трудно.

Что выберешь ты? «Что выберу я?», – думала Нина. Она сидела на кровати Богдана, раскачиваясь как аутист. «Это дно», – проговаривала она снова и снова.

Села за детский столик, взяла листок и фломастер. Нужно составить план.

Встреча с Ильей помогла опуститься Нине на самую глубину. И она, достав ногами илистого дна, утонув в нем по колено, все-таки нашла силы оттолкнуться вверх. Она выплывет. У нее хватит сил. Она взрослая, она не может оставить детей одних в этом безумном мире.

Нина собиралась писать план, но вместо этого получилось письмо.

Здравствуй, Бог.

Знаешь что, я поняла несколько важных вещей.

Что справедливости, похоже, не существует. Иногда мир чудовищен, время беспощадно, и жизнь на нашей земле ко всему прочему наполнена страданиями, приводящими к смерти. И все не имеет смысла. Постичь это невозможно.

Но нам, людям, при всем при этом лучше стараться быть хорошими. Жить так, как будто бы ты, Бог, есть. Иначе становится невыносимо без ориентиров. Ориентиров нет, но их нужно постоянно придумывать. Иногда придумываются злые ориентиры, иногда получается придумать добрые. Но ты до конца так и не узнаешь, какой твой ориентир в итоге, добрый или злой, потому что нет никакого итога.

Итог тоже приходится придумывать – это просто остановка внутри бесконечной фразы из слов. Словом позже или словом раньше остановишься – меняется весь смысл. Которого и так нет в абсолюте.

В общем, как видишь, мои понимания тоже не особо меня продвигают к истинной сути. И тогда я думаю, может быть, вообще не надо понимать, а расти как трава, замерзать под снегом зимой и оттаивать к весне. Лучше, конечно, расти в том месте, где мир очень красив, и в то время, когда жизнь прекрасна. Лучше растворятся в непостижимой красоте твоего замысла. Но что делать, если перестал видеть красоту?

А еще, Бог, говорят, что ты давно уже внутри каждого из нас. Что ты залез в нашу нутрь. И там можно тебя найти и достучаться. И вроде бы, если стараться быть хорошим – тогда проще достучаться.

А еще я думаю, а вдруг мы тебя придумали, Бог? Что мы смотрели на красоту и на страдания. И не могли уместить все в себе. И тогда захотелось очень сильно, чтобы хоть кто‑то мог это все уместить. И тогда мы напряглись и придумали тебя. А ты тогда придумал нас. Или раньше придумал нас, а мы потом тебя придумали.

И продолжаем придумывать каждый день друг друга, чтобы это все продолжалось, не ломалась иллюзия того, что где‑то есть постижение.

А дальше случилось что‑то хорошее. Возможно, Бог услышал Нину. Или Нина услышала его. Наверное, такое бывает. Она начала возвращаться в себя. Все вдруг стало яснее и проще. План новой жизни состоял из нескольких слов, и каждое слово в нем отзывалось смыслом. Вернулась решительность, жизнь обрела ясность. Ей вдруг стало все понятно. Она настрочила список дел за несколько секунд и пошла собираться.

Список дел новой жизни

1. Алина. Вернуть.

2. Богдан. Вернуть.

3. Мама. Поговорить.

4. Новая квартира. Снять.

5. Документы на развод. Подать.

6. Ринат. Не терять.

7. Работа??? Зарабатывать. Финансовая независимость.

P.S. Пересдать анализы на всякий случай.

Нина отрыла в шкафу свою старую одежду. Купленную еще до второго замужества. Фиолетовое платье Cop Copine – все косое, с необработанными швами. Дизайн. Именно такое у нее было сейчас настроение. Нашла бордовые колготки, плотные. Надела боди из утягивающей ткани. Платье выглядело неуклюже, но именно это и придавало французский шарм.

Нина встретила Алину у школы.

– Ты такая странная, мама, прям фрик!

– Зачем ты так со мной говоришь?