Грейс поняла, насколько то, что она в прошлом году узнала об «Олимпе», представляет собой лишь верхушку айсберга.

– Попутно хочу отметить, что я внес свою маленькую лепту в дело подрыва идентичности народов, потихоньку скупая через подставные фирмы различные предметы искусства и реликвии, на которых основывается их культура, чтобы перерубить пресловутые корни, способные вызвать в них дурную идею любить свою историю, свою страну. Всю эту рухлядь, создающую связи.

Новый взрыв аплодисментов, быстро прерванный.

– Вторая фаза, – продолжил оратор авторитетным голосом, – о чем вы знаете не хуже меня, должна была окончательно передать власть в наши руки в наших, и только в наших интересах. Я говорю «должна была», потому что, к сожалению, мы еще не выиграли, хотя это должно было произойти уже давно!

Голос Пассажира поднялся до истерической тональности, и Грейс вдруг представила его себе: со сжатым кулаком, с суровым взглядом.

– Чего вы ждете, чтобы закрутить народам гайки? Чтобы стало слишком поздно? Должен ли я вам напоминать, что мы ведем войну? Время поджимает, дамы и господа! Возможно, кто-то решит, что я держу некоторых из вас за наивных простаков или идиотов, но, учитывая серьезность момента и ваши колебания в отношении решительных действий, мне кажется назревшей необходимость напомнить вам чрезвычайность ситуации и цель, которую мы преследуем!

Пассажир выдержал паузу.

– Экономическая модель, внедренная нашими предками во время промышленной революции, исчерпала себя. Запасов нефти и возможностей продолжать практически неограниченную эксплуатацию ресурсов Земли хватит ненадолго. Продовольствие, вода, сырье иссякнут, породят дефицит, нехватку и смерти. Если мы, 1 %, наши дети, наши внуки и наши правнуки хотим продолжать жить так же, как жили всегда, то есть не считая расходов и лучше остальных, мы должны радикально уменьшить долю, приходящуюся на остальные 99 %! Наш класс ультрабогатых за последнее десятилетие численно вырос. Так что нам с сегодняшнего дня следует начать дрессировать народы, чтобы они учились жить много меньшим, дабы мы имели по-прежнему столько же, если не больше!

Грейс различала в словах главы «Олимпа» подлинную страсть, смешанную с раздражением.

– Невозможно внедрять дрессировку по странам. Такой подход требует слишком большого риска, уступок, тонкости и, в конце, размывает наш проект. Нет, нам необходимо, и мы знали это всегда, мировое правительство, чтобы восемь миллиардов землян шагали в едином строю, покорно исполняя правила, которые установим мы!

За этим словесным откровением последовало несколько хлопков в ладоши.

– Но как достичь этой цели без протестов, без появления у населения враждебности по отношению к нам? Как не прослыть гнусными рабовладельцами? Ответ прост: сначала усыпить бдительность, желание бунтовать, а затем убедить народы в том, что наша новая модель цивилизации имеет единственной целью их благо. И они пойдут за нами, как бараны, счастливые возможностью расплачиваться собственной шерстью. Знаю, я не открываю ничего нового, речь идет ни более ни менее как о претворении в жизнь самой блистательной идеи, порожденной мозгом милейшего Ла Боэси: добровольное рабство.

Когда в зале поднялся гул, Пассажир постучал, должно быть, по пюпитру.

– Однако, несмотря на все наши усилия, многие народы еще обладают спрятанным в них инстинктом, желанием, потихоньку тлеющим в них, но способным вспыхнуть в один момент. Оно наш злейший враг: свобода!

В публике вновь начался ропот.

– Да, свобода. Вопреки нашим попыткам задушить этот старый идеал, заменив его культом безграничного наслаждения и бескультурия, эта роскошь, которой они недостойны, по-прежнему воодушевляет некоторых из них. Они смотрят на горизонт, словно сонные животные, и, точно бдительный часовой, готовы поднять тревогу при малейшем неловком или чересчур откровенном действии с нашей стороны. И вот уже вокруг нескольких бдительных собираются те, кого мы усыпили, они выходят из спячки и начинают размышлять, объединяться, любить и ненавидеть. Всякий раз, когда мы терпели поражение, происходило это из-за свободы, дамы и господа! Всякий раз именно она срывала наши попытки установления контроля. Почему? Потому, что в душе эти голодранцы, эти обыкновенные людишки знают, точнее, чувствуют, что без фундамента свободы не будет существовать ни один из принципов, необходимых для их благосостояния: ни братство, ни равенство, ни правосудие. Эта проклятая идея является единственной универсальной ценностью, способной объединить население и, следовательно, сделать его сильнее, осторожнее, независимее. Значит, именно от нее мы должны избавиться раз и навсегда.

Казалось, Пассажир дрожит от гнева.

– Но, как бы сильны мы ни были, мы не можем напасть на нее открыто. Она чересчур могущественна. Она делает людей слишком гордыми, наполняет их излишними храбростью, силой и уверенностью. Так что же нам делать? Есть только одно средство победить ее. Противопоставить ей другую, еще более сильную идею: безопасность.

На этот раз шепот был более одобрительным, даже восторженным.

– И нам предстоит сделать так, чтобы безопасность стала новым фундаментом мировой цивилизации. Тогда мы будем контролировать народы по собственному усмотрению!

В зале раздались восклицания.

– Безопасность должна стать религией индивидов, ради которой они откажутся от всего остального. Эта жажда защищенности должна проникнуть всюду. Должна стать такой настоятельной, такой необходимой, чтобы свобода воспринималась как роскошь, которую, к сожалению, больше нельзя себе позволить!

Новая овация встретила эти слова Пассажира, который тут же продолжил:

– Разумеется, поначалу они станут оплакивать такой порядок вещей, возможно, сожалеть о своей независимости, но примут его, потому что в их мозгу не будет вырисовываться никакой альтернативы. И, мало-помалу, противники этой новой системы ценностей будут отвергнуты большинством как опасные бунтари, стремящиеся разрушить общество и его стабильность. Если мы грамотно сыграем свою партию, их любимая свобода превратится в старую рухлядь, которую они выбросят ради сохранения своей безопасности.

Грейс показалось, что она слышит смешки. Несмотря на отвращение к цинизму, свидетельницей которого являлась, она сохраняла сосредоточенность, запоминая каждую фразу речи.

– Вы меня спросите: как сделать это желание постоянным? Как превратить его в систематический рефлекс, а не в решение, принимаемое по здравом размышлении? Как в зародыше убить всякие дебаты? Как заставить забыть хрупкое равновесие их демократии? Чтобы народы не переставали требовать этой ультрабезопасности, даже когда угроза находится позади них… Я вам отвечу: чтобы подсадить весь мир на наркотик безопасности, существует грозное оружие – страх. Страх повсеместно, всегда!

От тона, каким Пассажир произнес последние слова, у Грейс застыла в жилах кровь.

– И вот почему ставка на страх беспроигрышна, – продолжал руководитель «Олимпа». – На протяжении двухсот тысяч лет сапиенс эволюционировал и развивался с единственной целью: обеспечить свое выживание. Он искал для себя и своих близких лишь одного: безопасности. Когда наконец сумел покорить природу, защититься от диких зверей, легче находить пропитание, эффективнее защищаться от холода и болезней, его страхи уменьшились. Тогда он стал думать о развитии новых ощущений, таких как счастье, радость, расцвет, любовь, а после веков рабства понял, что для того, чтобы наслаждаться удовольствиями существования, прежде всего нужно быть свободным. Свобода оказалась основополагающим принципом гуманизма. Эта свобода стала таким мощным фактором, что миллионы человек погибли, защищая ее. Но сапиенс есть сапиенс, мои дорогие товарищи. И если вернуть его в атмосферу постоянной неуверенности и неминуемых угроз, если его жизнь на Земле вновь станет тревожным, тягостным и беспросветным существованием, он вернется к инстинктам былых времен. И свобода, как явление новое в жизни этого биологического вида, будет запрятана в дальний ящик и забыта, чтобы быть замененной безопасностью в качестве высшей ценности общественного устройства. Точно так же, как мы эксплуатировали слабости мозга в системе ненасытной погони за вознаграждением, за дофамином, в наших приложениях и соцсетях, надо использовать биологическую слабость человека, его потребность в защите от страхов. Мы снова должны обращаться с человеком, как с животным, руководствующимся своими инстинктами. Вот вторая часть нашего Плана: отбросить сапиенса назад, во времена, когда свобода была всего лишь зародышем идеи.