Шумный, с широкой, как бочка, грудью и длинной бородой, он был душой любой компании.

— Проблема в том, что я спрашиваю тебя не про Билла.

— Сам знаю. Но он сказал, что это делают все. Что она всякий раз, когда приходила в «Лосиную голову», снимала себе мужиков.

Арчи вздохнул и взъерошил пятерней волосы.

— Она любила, чтобы с ней вытворяли разные вещи, и чем грязнее и грубее, тем лучше. Но то, что я с ней делал… это ничего не значит.

— Но секс с ней у тебя был.

— С тех пор как я повредил спину и не могу работать, у нас с женой возникли проблемы. Мы едва сводим концы с концами, а ведь нужно платить за дом, за бензин, покупать продукты… все это жутко напрягает. Да что тебе объяснять, ты сам все понимаешь. У меня уже давно не было женщины, которая бы давала мне с такой охотой. — Арчи на минуту умолк. — Искушение было слишком велико, чтобы перед ним устоять. Но я люблю свою жену, — поспешил добавить он. — И хотел бы, чтобы у нас с ней все стало по-старому.

— Сомневаюсь, что этот разговор вам поможет, — хмуро ответил Амарок.

— А ей обязательно знать, о чем он? — спросил Арчи, сжимая и разжимая кулаки. В его глазах застыла мольба, от которой Амароку стало слегка не по себе.

— Это при том, что происходит? Да вскоре весь город будет в курсе, причем до мельчайших подробностей.

— Но ведь… у меня дети.

Амарок не стал это комментировать. Ему меньше всего хотелось разрушать чью-то семью, но послужной список Арчи свидетельствовал против него. Одно время тот подвизался на буровой одной из здешних нефтяных компаний, но складывалось впечатление, что ему вечно что-то мешало — то травмы, то неуживчивый характер.

— Кто еще был с Даниэль в тот вечер? — спросил Амарок и мысленно отругал себя за то, как его угораздило не заметить, что почти все мужское население его родного городка трахало эту новоприбывшую девицу. Наверное, потому, что сам был слишком зациклен на своих непростых отношениях с доктором Тэлбот и вверенным ей учреждением. Он наблюдал за ними с расстояния, не замечая ничего, кроме собственного желания и досады — желания по отношению к докторше и досады по поводу того, что не смог предотвратить открытие рядом с собственным домом тюрьмы, в которой содержались самые мерзкие представители рода человеческого.

Арчи печально усмехнулся.

— Ты шутишь? Да практически все, кто был в баре. Чем я хуже? Вот и я решил не отставать от них. Кстати, другие парни тоже были женатики.

— Знаю, — ответил Амарок. Они все были в имевшихся у него списках — как в списке самой Даниэль, так и в том, который он получил от Коротышки.

Все они изменяли своим женам, в этом не было никаких сомнений. Однако Амарок не мог поверить, что кто-то из этих мужчин, которых он хорошо знал, вдруг превратился в хладнокровного убийцу. Куда большие подозрения вызывало у него то, что могло измениться в его родном городке за последние несколько недель — например, появились ли здесь новые люди. Оставалось лишь надеяться, что те, кого он допросит, скажут ему, что, по их мнению, в их городе не так.

— Скажи, а были в тот вечер в «Лосиной голове» какие-нибудь чужаки? Те, кого ты не узнал?

— Была парочка надзирателей из Ганноверского дома. Они сидели вместе с ней в задней комнате и наблюдали за происходящим.

— Но сами не участвовали?

— Может, и участвовали, но до того, как я там появился. Когда я вошел, они уговаривали ее выпить еще стаканчик.

— Тебе случайно не показалось, что они руководили этим делом?

— Нет. Они не брали денег с… ее партнеров, если ты это имеешь в виду. А если и брали, то я об этом не слышал. Лично с меня никто никаких денег не брал. Поэтому я и решил, мол, ничего страшного — трахнул и забыл.

Амарок покрутил регулятор обогревателя и снова проверил, наблюдает ли за ними Миа. Пусть Арчи не вложил за это сомнительное удовольствие ни цента, все равно существует другая цена…

— Но ведь стоять в очереди, чтобы трахнуть телку, — это так отвратительно. Ты не боялся, что подцепишь какую-то гадость?

— У них там были презервативы — целая миска. Но у нее на руке был противозачаточный пластырь — чтобы все видели. Так что многие не заморачивались с резинками.

Еще одно доказательство ее склонности к риску, к адреналину. Противозачаточный пластырь не убережет вас от триппера или СПИДа.

— А ты?

— Нет, я надел. Не хватало мне принести домой жене какую-нибудь дрянь, особенно после того, как услышал, что она пошутила, что трахается как драная кошка с заключенными Ганноверского дома.

— Она об этом пошутила?

— Она сказала, что никто из нас не годится им даже в подметки.

Ганноверский дом. Опять. Для Амарока тот был сродни злокачественной опухоли.

— Эти люди сидят за решеткой, Арчи. Она не сказала, каким образом ей удается проводить с ними время?

— Должно быть, не без помощи охранников. Те явно были рады ей посодействовать. Один даже добавил, что заключенные готовы на что угодно ради перепихона с Даниэль.

— Ты случаем не помнишь имена этих охранников?

— Куш. Одного точно звали Куш. Другого не помню. Или, может, он не называл себя. Он явно был пришлый, не из местных.

Амарок положил руки на руль.

— Есть еще что-то такое, что я должен знать? — спросил он у Арчи.

Тот покачал головой.

— Это был быстрый трах. Раз-два, и все. Правда…

Амарок посмотрел на него, ожидая, что он скажет дальше.

— Правда, до того, как дать мне, она… измерила мой член. Сказала, что ее мечта — трахнуться с самым большим членом всей Аляски.

— Она так и сказала?

— У нее напрочь отсутствует стыд. Я же был пьян, и мне очень хотелось.

Амарок достал из конверта, лежавшего между ними, фотографию.

— Мы нашли еще одну часть тела — руку. Тебе она случайно не знакома?

— Вряд ли я ее узнаю… — начал было Арчи, но стоило ему увидеть фото, как он тотчас умолк. Затем открыл дверь пикапа и высунул на улицу голову, словно боялся, что его вот-вот вырвет.

— Тебе часом не дурно? — спросил Амарок.

Похоже, Арчи справился с тошнотой, но дверь на всякий случай оставил открытой, как будто был готов в любую минуту выскочить из машины, лишь бы не видеть это жуткой картинки.

— Нет. Но это точно ее рука. У нее на ногтях был точно такой же бордовый лак, когда она… когда она приложила ко мне линейку.

* * *

Эвелин действовала на чистом адреналине. Она не разговаривала ни с Фицпатриком, ни с Пенни, ни с кем из своих коллег, по крайней мере, в течение трех часов после того, как оставила их в административном корпусе, и лишь поддерживала радиосвязь с Феррисом. Вертолет благополучно сел на крышу, после чего полетел вместе с Хьюго в Анкоридж. В лучшем случае его доставят туда минут через десять, в худшем — через двадцать-тридцать. Впрочем, Эвелин с трудом представляла себе, как он протянет еще хотя бы четверть часа с застрявшим в груди самодельным ножом. Сердечная тампонада, если таковая имела место, оказывала дополнительное давление на мускулатуру сердца.