Дрожа, я начала потихоньку приближаться к ванне, дыхание вырывалось короткими вздохами, поскольку каждый шаг открывал моему взгляду все больше его великолепного тела.

Когда до него оставались считаные дюймы, я опустилась на колени, теперь уже на автопилоте.

– Будет чудом, если я выберусь из этой передряги живой, – пробормотала я, запуская руку в его каштановые влажные кудри. – Если мне суждено умереть, я хотела бы иметь еще несколько хороших воспоминаний, чтобы компенсировать все ужасные, – я легонько потянула его за волосы, и он зарычал. – И ты исполнишь мое желание.

Он повернул голову и поймал мой пристальный взгляд. От желания на его лице у меня перехватило дыхание.

– Я бы отдал правую руку, чтобы сделать это, Сиенна, но не поступлюсь своей честью. Перед Игрищами мы все даем клятву не осквернять женщин…

– Я освобождаю тебя от этой клятвы, – прервала я.

– Ты не можешь этого сделать, клятва была дана не тебе, – ответил он таким грубым голосом, будто проглотил стекло. – Ты здесь не по своей воле. А потому, что тебя похитили. Ты не можешь ясно мыслить.

Я неуверенно поднялась и подошла к краю ванны.

– Я знаю, чего хочу, и я хочу тебя, Доминик. Здесь… сейчас. Мой выбор – это мой выбор. Мое согласие – мое.

Я поднесла дрожащие пальцы к пуговицам своей рубашки и начала расстегивать их одну за другой.

– Не надо.

Это, несомненно, был приказ, но прозвучало как отчаянная мольба умирающего. Однако, несмотря на протесты, его взгляд был прикован к моим пальцам. К тому времени, как я добралась до пупка, каждый мускул его тела напрягся; он вцепился в бортики ванны так сильно, что побелели костяшки.

Я расстегнула последнюю пуговицу и позволила рубашке соскользнуть с моих плеч на пол.

Гортанный стон Доминика прокатился по мне, точно землетрясение, начиная с пальцев ног и поднимаясь к и без того влажному центру, где звук, казалось, собирался и вибрировал. Его темные глаза наполнились жаром и желанием, когда я наклонилась к нему, едва не коснувшись его предплечья. Затем я прижалась губами к его уху.

– Если ты не прикоснешься ко мне, я прикоснусь к тебе.

Он хмыкнул, и я отстранилась, власть, которую я имела над ним, была таким же пьянящим эликсиром, как и его запах.

– Ведьма, – пробормотал он, его клыки блеснули в свете свечей.

– Монстр, – вторила я, выгибая спину и демонстративно завязывая волосы на макушке.

Его пальцы сжимались и разжимались на бортике ванны, и я позволила своему взгляду скользнуть ниже. Мимо груди, мимо подтянутого живота, мимо мускулистого треугольного спуска, который вызывал желание провести по нему языком.

– Боги, смилуйтесь, – прошептала я.

Я втянула воздух, увидев его толстую, гордо вздымающуюся плоть.

– Ты убиваешь меня, – прорычал он. – Уходи, – предпринял он последнюю попытку отослать меня прочь.

– Я даже не начинала, – ответила я, поднимая ногу и опуская ее в теплую воду.

– Я не смогу остановиться, если ты продолжишь в том же духе, – предупредил он.

Я замерла, понимая, что нахожусь на пороге, который не могу переступить.

Конечно, это была ужасная идея. Искушать вампира, когда я только что чудом избежала чьих-то лап?

Но как бы сильно мне ни хотелось причислить Доминика к остальным, он был другим. Я нутром это чувствовала. И в этот момент я ничего так не хотела, как ощутить, как он движется внутри меня, заполняя, заставляя забыться…

Я опустила вторую ногу в ванну, оседлав его бедра, и медленно опустилась, опираясь на колени. Я оставалась в таком положении, нависая над ним, когда положила руки на его обнаженную грудь.

– Сколько у нас еще времени? – прошептала я, сердце билось так громко, что я слышала его.

Его жилистая шея напряглась, когда он оторвал взгляд от моей груди и посмотрел мне в глаза.

– Час. Может, два.

– Тогда мне лучше начать.

24

Доминик

Ее слова с таким же успехом могли быть шипами древа драконьей крови, потому что они так же уверенно повергли меня в уныние.

Если она еще даже не начала, мне будет нестерпимо больно. Пульсирующая плоть сжималась, подергиваясь всего в нескольких дюймах от того места, где ей хотелось оказаться. Пар только усилил ее запах, обострив мое желание попробовать ее на вкус.

Я окончательно понял, насколько был наивен, когда она обхватила меня своей мягкой рукой, а затем сжала.

– Проклятье! – прорычал я, мгновенно выгибая бедра ей навстречу. Если бы я только мог накрыть ее руку своей и провести ею вверх-вниз по ноющей длине, это принесло бы мне хоть какое-то облегчение. Вместо этого я стиснул зубы, обнажив клыки, и замер, напрягшись, как натянутая пружина.

– На ощупь ты словно бархат, – пробормотала она, прижимаясь к моим бедрам и изучая меня своей маленькой ручкой.

Моя плоть дернулась в ее руке, и Сиенна усилила хватку, вырвав из меня еще один стон.

Золотисто-медовые глаза встретились с моими, и девушка облизнула губы. От одного вида ее языка кровь застучала в ушах. А потом?

– Могу я… попробовать тебя на вкус?

Бортик ванны заскрипел, чугун поддался и сжался под давлением моей хватки.

Откажи ей, требовал тоненький голосок в моей голове. Она спрашивает… просто откажи.

Но все, что я мог, – это смотреть, затаив дыхание, как она наклоняет голову, выгибая спину и припадая ко мне ртом.

Горячий, влажный жар окутал мою плоть, стирая любую мысль об отказе или чем-то другом…

Вампиры очень сексуальные существа, и мне делали это бессчетное количество раз. Но так, как она? Осторожное, утонченное исследование, нежное, мучительное потягивание… Это было не похоже ни на что, что я когда-либо чувствовал.

Я ослабил мертвую хватку на ванне и потянулся к ее волосам, остановившись как раз перед тем, как погрузить в них пальцы.

В ее глазах вспыхнул озорной огонек, и она вытащила мою плоть изо рта.

– Никаких прикосновений, помнишь?

И вправду ведьма. Я чуть не усмехнулся, но тут же позабыл об этом, когда она снова обхватила меня и втянула в себя. Так глубоко, что я чувствовал нежную плоть стенок ее горла. Ее щеки впали от посасывающих движений, и мой пах прострелило тупой болью.

– Сиенна, – простонал я, качая головой, как одержимый, наблюдая за ней. – Боги, пожалуйста.

Она снова подняла взгляд и выпустила меня изо рта.

– Хочу почувствовать тебя внутри, – сказала она, задыхаясь.

Мой