– Ласково ее распотроши, – согласился Илюшин. – Но мне нужно, чтобы она подтвердила или опровергла слова Олега.

– Что, врет наш жених?

– Похоже, на этот раз для разнообразия говорит правду. Но ты ж понимаешь, одному человеку верить нельзя.

– А двоим и подавно, – буркнул Бабкин. – Ладно, пошел я к Курятиным.

– Благословляю тебя, сын мой!

Преисполненный дурных предчувствий, Сергей нажал на кнопку звонка. Внутри раздался хриплый собачий лай, дверь распахнулась, и на крыльцо явилась в сиянии юной красы белокурая девица в микро-шортах и такого же размера бюстгальтере, изо всех сил притворяющемся топиком.

Бабкин сглотнул. «Да они издеваются надо мной!» – возмущенно подумал он, вспомнив рыночную искусительницу с яблоками. В памяти его всплыла остроносенькая маленькая Галка, и против своей воли он подумал, что Олег Сысоев идиот.

– Чего вам? – без улыбки спросила девица. И поскольку Сергей молчал, добавила со злостью: – Язык проглотили?

– Красивая вы очень, вот чего, – несколько сбивчиво поведал Бабкин, ощущая, что надо немедленно возвращаться в Москву к жене, потому что немыслимо среднему московскому сыщику расхаживать среди шавловских прелестниц и сохранять невозмутимость.

Вместо того чтобы высокомерно улыбнуться и принять комплимент снисходительно, как полагается красавицам, белокурая нимфа робко взмахнула ресницами и зарделась. Сергей не мог знать, что решительный отпор Олега Сысоева несколько подорвал веру Кристины в себя, а колдовство Галки Исаевой, выставившей ее провинциальной простушкой с претензиями, подлило в чашу яда.

Сейчас Кристина видела мужчину в своем вкусе, и мужчина смотрел на нее не враждебно и не презрительно, а с опасливым восхищением.

Преисполнившись благодарности, Кристина спустилась к нему на две ступеньки и доверчиво заглянула в глаза.

– Вы зачем пришли-то? – с легким оканьем спросила она.

Бабкин умилился ее говору и не стал лукавить.

– Расспросить кое-о чем. Только вы мне можете помочь.

– А что же, – сказала Кристина, плотоядно разглядывая его. – А и помогу. Хорошему человеку чего ж не помочь.

…Парк, ставший Бабкину практически родным, встретил его теплым ветром и сладким дыханием лип. Сергей достал телефон и набрал номер Илюшина.

– Ну? – требовательно сказал Макар.

Сергей понял, что от него требуется не пересказ, а очень краткий конспект.

– Кристина уверяет, что Олег Сысоев приковал ее наручниками к батарее и пытался насильно овладеть. Но она вывернулась, сбежала и теперь не может прийти к Сысоевым, потому что ей стыдно смотреть в глаза их семье.

– Вот дура-то, – восхитился Илюшин. – У Сысоевых же нет в доме батарей! Да и наручников.

– Ты как о женщине отзываешься?! – рассердился Бабкин.

Макар оторопело замолчал. Чуть ли не впервые Сергею удалось добиться такого результата, и повторить он его потом не смог, как ни пытался.

– Так, – сказал Илюшин после очень долгой паузы. – Я понял. Это все Шавлов. Вода в колодцах отравленная. Или ты яблоко откусил?

– Какое яблоко?

– Красное! Кормили тебя яблоками? – заволновался Илюшин. – А молоко парное пить давали?

– Иди нафиг, – предложил Сергей.

– Я-то, допустим пойду, но ведь ты останешься под воздействием чар. Короче, слушай: девица Курятина врет, как журналист газеты «Правда». Никто ее наручниками к несуществующей батарее не приковывал.

Насмешливый ветер швырнул ему кленовый лист в лицо.

– Это я и сам понял, – сознался Бабкин. Разговор с Макаром действовал на него подобно холодному компрессу: жар в затылке постепенно утихал, на его место возвращалась здравость мыслей.

– Молодец. Фантазии придумать что-то свое у нее не хватает, поэтому она берет готовую ситуацию и переворачивает вверх ногами. После твоего рассказа в этом нет сомнений.

Бабкин подобрал со скамейки опавший цветок липы и зачем-то сунул в рот.

– Хочешь сказать, это она приковала Сысоева наручниками?

– Просто связала.

Сергей завистливо вздохнул. Везет же некоторым…

– А тот ее лягнул, – добавил Макар, и по голосу было слышно, что он ухмыляется.

– Лягнул? – ужаснулся Бабкин. Такую девушку – и ногами?!

– Собственно, потому она и врет. Слушай, ты снял у меня камень с души. Все-таки получается, что Олегу можно верить.

Бабкин не знал, как можно верить человеку, который лягает девушек, подобных Кристине Курятиной. С другой стороны, подумал он, не исключено, что это был радостный взбрык, который неверно расценили.

– Серега, ты чего там молчишь? – насмешливо осведомилась трубка. – Опять провалился в сладкие грезы?

– А ты у меня что-то спрашиваешь? – очнулся Бабкин.

– Нет, я тебе стихи декламирую. Разумеется, спрашиваю. Ты мне рассказал половину задания. Где вторая?

Тут-то Сергей окончательно пришел в чувство, и все яблочные дамочки и длинноногие блондинки вылетели у него из головы. Макар спрашивал, удавалось ли ему выяснить, что за плацдарм готовила Рита Сысоева. И у Бабкина был ответ. Наконец-то у него были ответы на все вопросы, с которыми он пришел к девушке.

– Макар, ты не поверишь!

Он вспомнил Кристину, с легкостью выложившей все подробности жизни подруги, и прелесть ее несколько померкла.

– Поверю. Давай не томи.

Бабкин выплюнул липовый цветок.

– Рита Сысоева сняла квартиру в другом городе и собирается уехать туда рожать.

Макар на другом конце провода поперхнулся борщом.

– Она что, беременна?

1

На белом листе бумаги человечек с выпирающим, как воздушный шарик, животом шел навстречу человечку в боксерских перчатках, а ручки-ножки-огуречик на длинных, как ходули, палочках бежал за ежиком.

– Это кто? – ткнул Бабкин в ежика.

– Олег Сысоев, – сообщил Макар, углубленно дорисовывая в углу еще одного персонажа. Он сидел на полу, обложившись цветными карандашами, хотя использовал только один, простой.

– Господи. А почему еж-то?

– Потому что я так вижу, – надменно пояснил Илюшин. – Сквозь призму своего таланта.

Бабкин хмыкнул и подумал, что призма какая-то корявая, но вслух ничего не сказал. Наблюдать за рисующим Макаром было чертовски увлекательно. Были в его каляках-маляках живость и, как ни смешно, удивительное сходство с изображаемыми персонажами. Чем дольше Бабкин рассматривал ежа, тем сильнее убеждался, что физиономия у того совершенно сысоевская. Разве что клетчатой рубахи не хватает.