опускаю подбородок, не в силах смотреть ей в глаза, и шепчу:

– Да.

Проходит секунда, а затем Мэнди взмахивает ладонью и бьет меня по лицу. Я резко, испуганно ахаю. Пощечина прошибает до самой кости.

Мэнди никогда раньше меня не била. И я никогда ее не била.

Мы спорили, ругались и не разговаривали неделями, но… это совсем другое дело.

Это исправить невозможно.

От шока у меня затуманиваются глаза, но я продолжаю на нее смотреть, желая стереть с ее лица следы боли от разбитого сердца. Я поднимаю руку и касаюсь кончиками пальцев горящего отпечатка ладони на моей щеке. Стыд и сожаление съедают меня заживо.

– Мне очень жаль, Мэнди.

Она делает шаг назад, яростно качая головой.

– Не могу поверить, что ты моя сестра. Не могу поверить, что ты собиралась быть моей подружкой невесты. – Мэнди вытирает непрошеные слезы, задержавшиеся на ее скулах. – Ты омерзительна. Просто мусор. Ты самая эгоистичная из всех, кого я когда-либо встречала, и я больше никогда не захочу тебя видеть! Мама с папой отрекутся от тебя из-за этого!

Я таращусь на нее, приоткрыв рот от шока и неверия.

Прежде чем умчаться прочь, Мэнди выплевывает последнюю колкость:

– Я надеюсь, что его член того стоил.

Входная дверь хлопает во второй раз за день, еще один близкий мне человек уходит, чувствуя себя преданным и разозленным. Я падаю на кухонную плитку, приступ паники заполняет легкие и берет надо мной верх. Я рыдаю истерически, маниакально, раздавленная стыдом и болью, которую я причинила. Я лежу на полу грудой поломанных костей и неудач и мечтаю лишь умереть.

Я просто хочу умереть.

Все те недели я так упорно боролась за жизнь, и ради чего? Ад последовал за мной домой.

Он живет внутри меня, вмещая всех моих демонов, призраков и непростительные недостатки.

Щеки щекочут два мокрых взволнованных носа, а затем шершавые языки начинают слизывать слезы. Я смотрю на кружащий надо мной потолочный вентилятор.

Круг, круг, круг.

Он может вращаться вечно, без моего участия, пока я не решу его выключить.

Я пытаюсь выровнять дыхание, закашливаясь от отвратительной икоты, затем вытираю нос и встаю на нетвердых ногах. Собаки ходят за мной по кухне, пока я наполняю их миски едой и водой. Я не утруждаю себя запиранием входной двери, направляясь в ванную в коридоре и по пути выключая потолочный вентилятор.

Открываю аптечку за зеркалом и достаю снотворное. Захлопываю дверь, смотрю на свое отражение, чувствуя полное оцепенение. Глаза покраснели и опухли, нос распух. Я вся в отметинах и синяках.

На шее следы зубов и губ Дина. Презрительная пощечина Мэнди на лице.

Я медленно моргаю, затем опускаю взгляд на зажатый в кулаке пузырек с таблетками.

Всю свою жизнь я боялась океана. Боялась, что меня утащит в холодное, темное море, поглотят волны, сдавливая грудь и лишая кислорода.

Но это море наполнено не водой.

И, возможно, утонуть – единственный выход.

Глава 25

– Корабелла.

Я слышу, как меня зовут с другой стороны берега.

Я ненавижу это ужасное имя, но все же с его губ оно звучит намного слаще. Я машу руками, пытаясь привлечь его внимание.

– Дин!

Он вертит головой из стороны в сторону, пока не замечает, как я бегу к нему по песку.

– Вот ты где, – произносит он, и его губы расплываются в дьявольской улыбке. – Я думал, что потерял тебя.

Я прыгаю в его объятия, и он ловит меня прямо под бедра. Наши носы сталкиваются, и мы одновременно улыбаемся.

– Ты не сможешь так легко от меня избавиться.

– Обещаешь?

Я качаю головой и наклоняюсь, чтобы нежно коснуться губами. Затем отстраняюсь, заглядывая ему в глаза.

– У нас все будет хорошо?

Дин запечатлевает еще один поцелуй на моем лбу, затем опускает меня обратно. Пальцы ног погружаются в песок. Он кладет ладонь мне на сердце, одновременно беря мою руку и прижимая ее к своему. Моя ладонь на его груди, а его – на моей, стук наших сердец отзывается в кончиках пальцев, и тогда он шепчет мне:

– Они все еще бьются. Пока они бьются, у нас все в порядке.

Моя улыбка становится шире, а глаза застилают слезы. Я собираюсь ответить, когда снова слышу свое имя, эхом разносящееся по пляжу.

– Корабелла.

Дин вздыхает, и его вздох растворяется в порыве соленого бриза.

– Пора уходить, – задумчиво протягивает он.

– Но мне здесь нравится.

Он кладет ладонь мне на щеку и проводит большим пальцем по коже.

– Мы вернемся.

– Корабелла.

Мои веки трепещут в знак протеста на искусственный свет, проникающий сквозь них. Мелодичный шум океанских волн превращается в резкий писк, монотонное жужжание, шум аппаратов и неразборчивые голоса. Я приоткрываю губы, чтобы заговорить, и чувствую, какие они сухие и потрескавшиеся.

– Дин?

Мгновение ответом мне служит тишина, а затем кто-то очень знакомо убирает мои волосы с лица.

– Это я, милая.

– Папа?

Я слышу, как кто-то еще приближается к краю моей кровати, где я лежу под грубой, колючей простыней, с иглами и проводами, подключенными к мониторам.

– Ох, Кора, детка, – причитает мама, садясь рядом с отцом.

Я моргаю, силясь, чтобы рассмотреть их размытые лица.

– Как я сюда попала?

Я пытаюсь вспомнить события, предшествовавшие этому моменту. Пытаюсь вспомнить причину, по которой я лежу на больничной койке, а мои родители нависают надо мной с заплаканными лицами.

– У тебя передозировка снотворного. Дин приехал к тебе домой, чтобы проверить, и нашел тебя без сознания. Он позвонил в 911, – рассказывает мама. – О, милая!

Она утыкается лицом мне в живот и начинает рыдать. В палату заходят медсестры и принимаются суетиться, щупая и трогая меня.

О боже.

Воспоминания пробуждаются, и меня начинает тошнить. Я хотела умереть.

Искренне хотела умереть.

Мои глаза наполняются слезами, и я слышу, как частит пульсометр вслед за сбившимся дыханием. Я лежу, шокированная и напуганная, в то время как медсестра сообщает родителям о моем состоянии голосом, как у взрослых в «Чарли Брауне». Интересно, может быть, я все еще не в себе?

После того, как медсестры проверяют мои показатели и уходят, я поднимаю взгляд на мать, стоящую у моей кровати.

– П… Прости меня. Прости меня за все.

– Милая, сейчас все это неважно, – отвечает она, кладя руку мне на плечо. – Мы поговорим позже. Пока что тебе просто нужно поправиться.

– Где Мэнди? – спрашиваю я, мой голос срывается. – Она хотела, чтобы я умерла?

Отец испускает протяжный вздох, мрачный и тяжелый.

– Конечно, нет, Кора. Твоя сестра ужасно