— Да… Да, конечно. Я… вам помешала? Вы… вы не один? 

Катарина стиснула ткань на груди и животе и сурово спросила:

— Что-то случилось? 

— Да-а-а… Да! Я хотела оказать вам помощь… С вашей раной… — Взгляд сароен сначала задержался на ее скрытой халатами шее, а потом скользнул ко рту. Неодобрительно нахмурившись, она поджала губы: — Но, похоже, кто-то меня уже опередил? 

Катарина почувствовала, как ее бросает в холодный пот, а потом в жар. Что было в ее лице, что сароен пришла к такому выводу? 

Она мучительно придумывала, что ответить, когда Эйка вдруг спросила:

— Кто она? — Она попыталась заглянуть Катарине за спину. — Кто посмел отобрать вас у меня? — На лице Эйки вспыхнул румянец гнева, а глаза заблестели от слез. — Это все из-за моего прошлого? Из-за того, кем я была? Но я давно с этим покончила! — Она шагнула к Катарине. 

Пришлось еще сильнее прикрыть дверь, оставляя лишь узкий просвет. 

— Госпожа Эйка… — Катарина понимала, что все зашло слишком далеко. В этом была лишь ее вина. И если она немедленно что-то не придумает — быть беде. 

Эйка гордо вздернула подбородок. По ее щеке скатилась одинокая слеза. 

— Я старалась показать вам, что изменилась. Что стала другой. А вы были так мучительно вежливы и воспитаны. Никогда не обращали внимание на то, кем я была. Слова дурного не сказали. И я думала: «Боги, он так отличается от других мужчин. Благородный и воспитанный. Настоящий господин. Красота, изящество и храбрость.» И вы ни разу не делали этих намеков, не пытались… Не пытались напомнить, кто я. Только вам я готова была бесплатно дать то, за что другие отдавали целые состояния. Но вам, наверное, этого недостаточно?.. 

Катарина сглотнула застрявший в горле ком. Она должна прекратить все это. Обрубить одним твердым движением. У нее нет будущего. И она не имеет права отбирать его у других. 

— Чем она так хороша? — Эйка не желала униматься. — Хотя, о чем я спрашиваю. Если смогла добиться вас, значит и впрямь хороша. Я никогда не видела вас таким… И знаете, что самое ужасное? Сейчас вы еще красивее, чем обычно! Но знаете что? Я все равно не сдамся! Она не сделает ничего такого, что не смогу сделать я. 

Эйка резко развернулась, тряхнув волосами, и стремительно сбежала по ступенькам вниз. 

С разрывающимся от боли и страха сердцем, Катарина закрыла дверь, и прижавшись к ней спиной, сползла на пол. Боги… за что ей это? Она и так лишена нормальной жизни. Почему все обязательно должно быть таким сложным?! Она ведь хотела всего несколько минут запретной недоступной страсти. Обмануться и представить, что нравится этому потрясающему загадочному мужчине. 

Но она наказана за свои желания. За то постыдное, что сделала без его ведома. Самые волшебные минуты в ее жизни закончились каким-то кошмаром. 

Нет, так даже лучше! То ли боги, то ли демоны напомнили ей о том, кто она. Она — мужчина. Для всех и в первую очередь — для себя. Только так она сможет остаться в безопасности. И не допустить распространения ужаса скверны по всему Ванжану. 

А все остальное — просто греховные желания. Которым она должна противиться. 

Потому что. Она. Мужчина. 

А мужчина не должен желать другого мужчину. 

Сама того не ведая, Эйка подсказала ей выход из ловушки, в которую она угодила. 

Катарина с трудом поднялась и подошла к кровати, на которой спал посланник. 

Она и сама не поняла, что плачет, пока на грудь не начали капать теплые слезы. За время, что она разговаривала с Эйкой, он перевернулся на спину и скинул с себя одеяло. Волосы рассыпались по постели блестящими потоками чернил. Словно перепутанные стебли осоки на озерном берегу. 

Будто бриллианты по телу рассыпались капельки испарины. Черные росчерки ресниц ложились тенями на высокие скулы. На шее и плечах проступали алые отметины ее поцелуев. Даже следы зубов. Грудь пересекала пара царапин, а там, где под одеялом скрывались бедра, возбужденная плоть натягивала и поднимала ткань, одновременно пугая и восхищая размером. 

Катарина осознала, что протягивает руку, чтобы убрать оделяло, когда ее пальцы коснулись его горячего твердого живота, и черные волоски мягко укололи кожу. 

Нет! Мужчины не пытаются рассмотреть тела других мужчин. Даже если это тело того, кто подобен прекрасному древнему богу. Катарина опустилась на колени и провела пальцем по его губам. Они чуть приоткрылись, словно приглашали на пир нового греха. 

Катарина резко встала и подхватила с пола бинты для груди. 

Ван Лин никогда не будет принадлежать ей.

Ведь один мужчина не может принадлежать другому. 

* * *

Катарина одевалась, стараясь не смотреть на спящего посланника, и конечно не знала, что происходит снаружи ее темного дома, овеянного слухами и суевериями.

Выйдя со двора, разъяренная Эйка встретила того, кого сейчас меньше всего желала видеть, — Фао Лу. Девчонка надела золотое платье, которое сияло ярче солнца, и украсила волосы всеми украшениями, какие наверное только смогла найти. 

В руках она держала крошечную корзинку, в которой лежали бинты и пара каких-то склянок. Эйка злорадно усмехнулась про себя. Ну-ну, удачи! 

Внезапная мысль была подобна удару ножа в спину. Она ведь думала, что эта хитрая девчонка сумела пробраться в постель господина Рэйдена! Но если она здесь, значит…

Боги! Хоть черные монахи и забирают только женщин — их все еще достаточно в крепости! Мерзавкой, посмевшей украсть ее лекаря, может оказаться кто угодно. 

— Госпожа Эйка. — Лу остановилась и высокомерно вздернула брови. 

— Госпожа Лу. — Пришлось соблюсти условности и тоже поздороваться. 

Они присели друг перед дружкой в поклонах, но от Эйки не укрылось, какой внимательный и злобный взгляд генеральская дочурка бросила на коробочку с мазью в ее руках. 

— Решили приблизиться к господину Рэйдену с помощью своей мнимой заботы? — Лу насмешливо вздернула брови и скривила губы. 

Эйке ужасно хотелось видеть лицо этой мерзкой девчонки, когда господин лекарь даже не пустит ее на порог. Но она не могла отказать себе в удовольствии собственноручно нанести этот удар. 

— Можете не стараться, госпожа Лу. — Насколько могла мило Эйка улыбнулась.

— Вы о чем? 

Эйка выдержала паузу и тягучим голосом произнесла:

— Господин Рэйден сейчас с женщиной. 

О, это стоило видеть. Лицо Лу сначала смертельно побледнело — настолько сильно, что казалось, будто она переборщила с пудрой. А потом стремительно покрылось румянцем. Даже не румянцем — лихорадочными алыми пятнами. 

Севшим голосом она просипела:

— С женщиной? 

На одном выдохе Эйка выпалила: