Демьян Григорьевич прокашлялся.

— Будников, Демьян Григорьевич, бывший сослуживец Евгения Степановича, — осторожно представился он, размышляя, не удастся ли получить нужные сведения обманом.

— Очень приятно, — величественно кивнула Екатерина Львовна, но на шею кидаться не спешила. — Так что же вас привело ко мне, Демьян Григорьевич?

— Поручение, — еще раз кашлянув, проговорил Демьян Григорьевич под пристальным взглядом хозяйки.

— Слушаю вас.

— Евгений Степанович погиб.

— Понимаю.

— А недавно расстреляли Клавдию Михайловну. — Лицо бывшей фрейлины отразило секундное замешательство, очевидно, она не была лично знакома с Кобылинской, сделал вывод Демьян Григорьевич, в свою очередь не менее внимательно наблюдавший за хозяйкой. — Незадолго до ареста Евгений Степанович наказал мне позаботиться о его семье в случае чего и передал открытку с вашим адресом. — Демьян Григорьевич вынул из кармана открытку и показал Екатерине Львовне.

Она взяла ее, повертела в руках и спросила, пристально взглянув в глаза гостя:

— Зачем же он вам ее передал?

— Просил позаботиться о… Сами понимаете, — многозначительно произнес Демьян Григорьевич, выразительно глядя на Екатерину Львовну.

— Простите, нет.

— О драгоценностях, — не зная, как еще можно натолкнуть старуху на правильные мысли, не выдержал Демьян Григорьевич.

— Простите. Не пойму, — отчеканила Екатерина Львовна. — И кстати, где вы служили вместе с полковником?

— Что? А… в Тобольске.

— Вот как? Ну и как вам служилось под началом полковника? Бравый был мужчина, видный, с этакой импозантной бородой… — Екатерина Львовна показала руками роскошную бороду на манер бороды Александра III. — Настоящий богатырь.

— Да, очень был похож, — покивал Демьян Григорьевич, размышляя, не поможет ли чай вернуть Гагарину на нужные рельсы.

— Не служили вы никогда под его началом. И в глаза полковника не видели, — резко прервала его размышления Екатерина Львовна. — Кто вы такой и что вам от меня нужно?

Демьян Григорьевич такому повороту даже обрадовался, не мастер он был финтить.

— Сотрудник ГПУ, и пришел я за царскими драгоценностями, что вы вместе с Кобылинским спрятали. Выкладываешь, где добро спрятано, — доживаешь тихо век. Нет — тебе же хуже. Ясно излагаю?

— Куда уж яснее, — усмехнулась одними уголками губ Екатерина Львовна. — Только нет у меня ничего и никогда не было.

Но теперь Демьян Григорьевич уже твердо знал, что есть. Знает старая карга, где царские бриллианты спрятаны. Знает!

— Ну, что ж. Видать, не по адресу обратился. Но вот что я тебе скажу, старая дура, — проникновенно проговорил Демьян Григорьевич, радуясь возможности стать самим собой, — если ты мне не скажешь, тебя спросят в другом месте, не скажешь там — поволокут по твоим следам подружку твою Вейсбах, да, да. Я и о ней знаю, и о детях ее. Всех по цепочке потащат. Знаешь, сколько раз допрашивали вдову приятеля твоего Кобылинского? Двадцать семь. Упиралась сперва, а как припугнули, что сына ее малолетнего в соседнюю камеру посадят и на общие допросы водить будут, заговорила, как миленькая. Заголосила! Ясно тебе, дура старая, о чем тебе толкуют?

— Ясно, товарищ чекист. Только вот если Кобылинская так хорошо голосила и все вам вывалила, зачем же вы ко мне пожаловали? — высокомерно, с буржуйской наглостью проговорила Гагарина.

— Затем, что она не обо всех тайниках знала. Где корона царицына? Ну!

— Не понимаю, о чем вы. И вообще, извольте выйти вон!

— Ну, это вряд ли, — пробормотал про себя Демьян Григорьевич, поднимаясь со стула. Проходя мимо хозяйки, он коротко резко стукнул ее в висок, старуха съехала со стула, закатив глаза.

— Ну, вот и ладненько, — перетаскивая ее на диван, бормотал Демьян Григорьевич. — Так, теперь надо рот заткнуть, чтоб без дела не орала, и поторапливаться, пока соседи с работы не приперлись.

И все равно так аккуратно Демьян Григорьевич еще никогда не работал. К счастью, у старухи имелся патефон. Так что звуки его коротких ударов и стоны Гагариной никто из соседей не услышал, работал он умело, проворно, у старухи только зрачки расширялись да глаза из орбит пучились. Но молчала, старая, как кремень молчала. Ну, да ничего. Когда Демьян Григорьевич утомился, он пустил в дело козыри, стал самозабвенно расписывать, что сделают в застенках ГПУ с Зинаидой Вейсбах и ее отродьем, как поглумятся над ее дочерью, во что превратят сына и внуков. И Гагарина вздрогнула. Демьян Григорьевич по глазам ее понял. Сама бы сдохла, ничего не сказала, а детей пожалела. Все они такие, сердобольные. Самих в кровавое месиво превратишь, молчат, ни гу-гу, а из-за другого разнюнятся, сопли распустят и потекли. Тьфу! Дворянское отродье.

В общем, рассказала, что сокровища где-то в Тобольске схоронены, а в Ленинграде только карта спрятана, без нее до сокровищ не добраться. И что карту эту Кобылинский, хитрая морда, на части разделил, одну часть в Петропавловском соборе спрятал, другую в памятник какой-то запихал, а третью… Эх, не успела сказать, где третья, сдохла. Перестарался Демьян Григорьевич. Перестарался. Не рассчитал, Львовна-то на вид крепкая была, а вон как быстро откинулась.

И что теперь делать? А ничего, Вейсбах искать, Зинаиду Павловну. Фамилия у нее подходящая, не Иванова, через адресный стол вмиг отыщется. А сейчас уходить надо, пока не застукал никто.

Демьян Григорьевич на ощупь миновал длинный темный коридор, добрался до входной двери и с грехом пополам одолел дверной замок.

Выходило так, что в квартире его никто не видел, старуха мертва, из свидетелей один дворник. Но ему он наплел с три короба, значит, можно не волноваться. И Демьян Григорьевич, ужиком выскользнув из парадного, слился с потоком спешащих по тротуару граждан. Отойдя подальше от дома, он спросил у какой-то гражданки, где тут у них Главпочтамт, и, купив по дороге у уличной торговки горячих пирожков с мясом, поспешил к трамвайной остановке.

— Ой, нагулялся, милок? — встретила Демьяна Григорьевича старуха. — Устал небось? А у меня щи свеженькие, садись, поешь, а если денег подкинешь, так и за водочкой быстренько сбегаю. Надо же твое прибытие отметить, — балагурила старуха, доставая из буфета тарелки и ложки и нарезая хлеб.

— На вот, и папирос возьми. «Казбек». За стол рубль накину, — устало опускаясь на стул, проговорил Демьян Григорьевич, очень уж он сегодня намаялся, сейчас вот щец горячих поест, водочки выпьет и на боковую. А завтра ему Вейсбах искать, а там уж как придется.

Старуха обернулась мигом, налила гостю стопочку, себя не забыла, а уже минут через пять Демьян Григорьевич, которого разморило от усталости и водки, с помощью старухи едва до кровати добрался, рухнул и тут же забылся глубоким, молодецким сном.