А проснулся Демьян Григорьевич резко, вдруг, словно испугался чего. И увидел над своим лицом страшное старухино лицо, оно радостно ухмылялось беззубым ртом, а глаза ее горели таким жутким сатанинским пламенем, что Демьян Григорьевич решил, что все же еще спит. А в следующую секунду полоснуло его жгучей болью по горлу, он едва охнуть успел, как забулькало в горле, он руки хотел дернуть, чтоб горло закрыть, не вышло. Видать, подыхать ему время пришло, и замерцали перед ним царские бриллианты, запереливались рубины, сапфиры, камни самоцветные, и погасло все.

Сознание возвращалось медленно, очень медленно. Он словно выныривал из омута. И снова проваливался, и никак не мог понять, на каком он свете. И кто он вообще. А когда пришел в себя, разлепил с трудом глаза, почти вздохнул, почувствовал резкую боль в горле. Ангина с ним, что ли, приключилась. Померещилось Демьяну Григорьевичу, что лежит он дома на своей кровати, лампа в сторонке горит, слабенькая, жена, наверное, Евдокия, не выключила, чтоб за ним смотреть, температуру проверить или воды дать. Демьян Григорьевич попробовал пошевелиться, слабость ужасная, и все в горло отдает.

— Эй, касатик, неужто очнулся? — услышал он над ухом чей-то незнакомый, вовсе не Дунин голос.

Демьян Григорьевич хотел резко повернуться, не тут-то было, шея словно в тисках, не повернешь, и снова боль.

— Ты лежи, лежи, милый, нельзя тебе головой-то крутить, и так едва пришили. — Перед лицом Демьяна Григорьевича возникло старое морщинистое лицо с добрыми запавшими глазами. Вокруг все бело было. Он поднатужился, присмотрелся, белый халат, и косынка тоже белая. — Сиделка я ночная, Агриппина Карповна. — Что, не помнишь ничего? Это бывает, — ласково говорила она, поправляя одеяло. — В больнице ты. Операцию тебе делали на горле.

Операцию, на горле? Зачем?

— Порезали тебя, сынок. Горло перерезали, хорошо, что кровью не истек, едва спасли. Повезло еще, что рука у убийцы дрогнула, а то бы все, каюк. Тебе теперь лежать надо, помалкивать, головой не крутить, спать больше. Крови ты много потерял, переливание делали. А сейчас полежи, я за врачом дежурным схожу. Скажу, что очнулся, пусть посмотрит.

И пока сиделка ходила за доктором, Демьян Григорьевич вспоминал вокзал, ласковую, услужливую старуху, ее комнату, щи, водку и… нож.

Когда пришел доктор, пожилой, усатый, в очках, и с умным видом прощупал ему пульс, в глаза зачем-то залез, Демьян Григорьевич улучил минутку и попросил бумагу и карандаш. Показал руками, что пишет.

Доктор понял, обрадовался, блокнотик принес, карандаш. И Демьян Григорьевич дрожащими от слабости руками — доктор сказал, что он крови много потерял, отсюда и слабость, — написал одно только слово — «милиция».

Доктор, видно, не дурак попался, быстренько сообразил, в чем дело, и вызвал наутро милицию. Милиционер пришел в палату строгий, возрастной, в белом халате, доктор за ним следом, не вчерашний, а другой, и, передав Демьяну Григорьевичу блокнот, сразу же пояснил:

— Мы, товарищ, уже знаем, где вас нашли и когда это было, ассенизационная служба вас в больницу доставила, на подводе служебной, на пустыре вас служащий обнаружил, на Лиговке. Счастье, что вам по нужде приспичило, когда домой возвращался. И что луна была полная, тоже повезло, и собаки возле вас бездомные выли, в общем, в рубашке вы родились. А теперь сообщите ваше имя, отчество, документов-то при вас не было, в одном исподнем нашли, и что с вами приключилось?

И Демьян Григорьевич, написав имя и отчество, с особым удовольствием добавил свое звание и должность, а заодно адрес старухи, на Лиговке.

А пока Демьян Григорьевич выводил ослабевшей рукой расползающиеся буквы, милиционер беззаботно болтал, ему что? Чай, горло не перерезали.

— Окаянные вчера сутки выдались. На Таврической гражданку ножом пырнули и сумку отняли, на Кирочной старуху до смерти замучили в собственной комнате, соседи, олухи, не слышали ничего. И главное, никто преступника не видел, кроме дворника, тот говорит, подозрительный тип, судя по всему, специально к старухе приходил. Та из бывших, вроде даже графиня какая-то, видно, надеялся, что у нее бриллианты на черный день припрятаны…

У Демьяна Григорьевича от таких рассуждений даже карандаш из пальцев выпал. Ему на секунду вдруг померещилось, что раскрыли его и милиционер не просто так пришел, а арестовывать.

Но милиционер ничего подозрительного в Демьяне Григорьевиче не усмотрел. Только сочувственно вздохнул и карандаш поднял.

— Держите. Не спешите, а то у вас слабость, меня доктор предупредил, — посоветовал он. — Да-а. Где вот теперь этого бандита искать? А статистика раскрываемости портится. Ну что, закончили? О! Вот это я понимаю. И адрес, и имя старухи. Спасибо, товарищ Будников, мы ее живо, любезную, ну а когда во всем разберемся, обязательно вам доложим. Ну, выздоравливайте! — бодро пожелал он, надевая фуражку, и отбыл.

А появился уже на следующий день.

— Спасибо вам, товарищ Будников, — торжественно проговорил капитан, входя в палату. Он, конечно, представлялся в первый свой приход, да только Демьяну Григорьевичу не до того было, а переспросить тоже не мог. — Помогли опасную преступницу задержать. Старуха эта у нас давно на примете, да все по мелочи попадалась, самогон гнала или там барахлом каким-то приторговывала, а вот теперь прихватили мы ее вместе с внучкой.

Демьян Григорьевич вытаращил недоуменно глаза.

— Да, есть у нее внучка. Семнадцать лет. Вдвоем они тебя на пустырь тащили. У нас на этом пустыре за последний год три неопознанных трупа было найдено, — рассказывал воодушевленный успехом милиционер. — Никак не могли раскрыть дело, а тут такой подарок! Да, а про старуху-то, она же при прежнем режиме известной личностью была. Ганка-Прорва. Я сам в деле ее фотокарточку видел. Красавица, не хуже какой-нибудь княгини. Когда молодая была, в банде состояла, банки они громили и сейфы в страховых обществах и на фабриках. Марухой главаря была. Сам он давно на каторге окочурился, а она отвертелась, прикрыли ее свои. Потом бордель держала на Лиговке. Да такой, что туда и важные шишки заглядывали. Потом власть поменялась, она из виду пропала, но наши информаторы говорят, что и тогда подпольно шалман держала, краденым торговала. Продуктами спекулировала, а сейчас совсем старая стала, вот и промышляет чем может. В общем, спасибо за помощь в поимке опасной преступницы. Выздоравливайте. Документы мы вам восстановим, ну, а если что надо, ну мало ли там, газеты или телеграмму домой дать, то не стесняйтесь.

Демьян Григорьевич не постеснялся. Написал на имя Ленинградского управления ГПУ просьбу об оказании материальной помощи как пострадавшему от рук бандитов. И получил ее, а заодно уж и книги, и газеты от комсомольской ячейки ГПУ.

Выздоравливал Демьян Григорьевич очень долго. Потеря крови, невозможность нормального приема пищи. Да еще и вынужденная немота. Настрадался, ослаб. Тут уж не до поисков бриллиантов. Из больницы Демьян Григорьевич выписался лишь через месяц. Бледный, худой, с запавшими глазами, с безобразным шрамом на горле.