– Похоже, что заинтересовало. Его тоже допрашивали.

– Откуда сведения?

Максимильян пожал плечами:

– От его адвоката. Он считает, у них есть улики. Вот только кто подозреваемый?

– Ну, не девчонки же, – заметил Вадим. – Я ставлю на Стрешнева. Не зря он ерзал, когда в поселке появились наши конкуренты.

– Надо с девицами поговорить, – сказала я. – Мне кажется, о гибели Гоши девчонки знают куда больше.

– Сомневаюсь, что их родители позволят нам поговорить с ними, – подал голос Димка.

– Значит, нужно поговорить, когда родителей нет рядом.

– Что ж, – кивнул Максимильян, – завтра отправимся в Черкасово.

– Главное, не нарвитесь на конкурентов, – сказал Вадим.

Я осталась в доме Бергмана. Мы поужинали, мужчины сели играть в покер, а я читала, устроившись в кресле.

Часов в двенадцать разошлись по комнатам. Я отправилась в ванную, когда зазвонил мобильный. Номер скрыт. Я смотрела на дисплей, не зная, как поступить: ответить или нет.

«Пусть все останется сном, – решила я, а еще подумала: – С чего ты взяла, что это он?» И все-таки ответила.

– Прячешься в его доме? – насмешливо произнес Клим.

– У нас есть работа…

– Твоя склонность к предательству мне хорошо известна, дорогая, – засмеялся он. – Будем считать, прошлой ночью мы дали волю инстинктам. И с моей, и с твоей стороны это глупо.

– Тогда зачем звонишь?

Он опять засмеялся.

– Хотел предупредить: Поэта можешь не бояться, он всегда будет на твоей стороне. А вот с Воином поосторожнее. Он только с виду придурок, на самом деле очень опасен.

– Бергман знает, что мы встречались, – помедлив, сказала я.

– От тебя?

– Да.

– Ты все рассказала? – сделав ударение на слово «все», переспросил он.

– Нет. На самом деле я… хотела проверить колоду…

– А он тебя застукал?

– А он меня застукал…

– Ты обо мне беспокоишься? – весело фыркнул Клим. – Не трудись. Он бы в любом случае скоро узнал.

Мне нечего было сказать, но моего ответа, судя по всему, и не ждали. Тут же пошли гудки, я положила мобильный и задумалась. Слова о моей склонности к предательству здорово задели. А что, собственно, я делаю? Сначала предаю своих друзей, бог знает с кем связываясь. Потом все рассказываю Максимильяну, а теперь докладываю об этом Климу. По-моему, это называется «и вашим и нашим». Я не могла понять, что толкнуло меня в его объятия? Как я допустила такое? Откуда это сумасшедшее всепоглощающее желание, при воспоминании о котором мне и сейчас становится не по себе?.. Одно слово, колдовство.

«Похвальное стремление переложить вину на чужие плечи, – хмыкнула я. – Бедная овечка… соблазнили ее…» Никто меня не соблазнял. По-моему, Клим и сам теряется в догадках, как это все случилось. Оба знали: кидаться в объятия друг друга затея не из лучших, и кинулись с большой поспешностью. А теперь мучаемся виной… впрочем, ему с какой стати мучиться? Он в отличие от меня никого не предает. Да и я формально никому не обязана, раз уж с Димкой мы успели расстаться. На всю мистическую муру забиваем, и в остатке будет парень на одну ночь. Не у меня первой. Обычно у девушек такое случается от большого количества выпитого. Будем считать, мне кофе Лионеллы в голову ударил. Сосредоточься на расследовании, а все остальное выбрось из головы.

В Черкасово мы поехали с Бергманом, и это наводило на мысль, что он не хочет оставлять меня без присмотра. Рядом с Максимильяном было спокойно, вот только чувство вины никуда не делось.

– Не терзай себя, – вдруг сказал он.

– Читаешь мои мысли?

– Это несложно.

– Максимильян, что вы на самом деле не поделили с этим парнем?

– Вселенную, – пожал он плечами.

– Мне показалось, что я и он… мы действительно когда-то были вместе.

– Как в прошлую ночь?

Я почувствовала, что краснею, а он усмехнулся, чем здорово разозлил.

– Об этом тоже не сложно догадаться?

– Конечно. Я бы на его месте поступил точно так же: наплел с три короба про большую любовь и уложил в постель. Самый простой способ заручиться союзником.

– Да? Тогда другой вопрос…

– Почему я сам этого не сделал? – произнес он. – Потому что я не на его месте. Потому что хочу, чтобы ты выбирала сама, а не по моей указке. Потому что я уважаю тебя и твой выбор. Продолжать или достаточно?

– Я не знаю, как мне ко всему этому относиться, – с досадой ответила я.

– Некоторые вещи трудно принять, но сделать это все равно придется. – Он остановил машину, прижавшись к обочине, повернулся ко мне, положив одну руку на спинку моего сиденья, а второй сжав мою ладонь. – Любой из нас может ошибаться. Я просто хочу, чтобы ты верила мне. Я не пудрю тебе мозги, как ты любишь выражаться, и не пытаюсь тебя использовать. И еще. Ты мне очень дорога. И я боюсь тебя потерять. Поэтому тоже могу делать глупости, за что заранее прошу прощения.

Он обнял меня, а я уткнулась носом в его грудь, неожиданно разревевшись. Но длилось это недолго, мы вдруг услышали автомобильный сигнал. Взглянув в окно, я увидела машину Ключникова. Он ехал навстречу, заметив нас, притормозил и теперь переходил дорогу, чтобы поговорить. Его шофер остался в машине, а мы поспешили выйти.

– Здравствуйте, – приветствовал нас Павел Аркадьевич. Я обратила внимание, как скверно он выглядит.

– Мы думали, вы улетели в Испанию, – пожимая его руку, сказал Бергман.

– Сегодня как раз улетаю. Пробуду там неделю, вернемся вместе с дочерью. А вы к нам какими судьбами?

– Мы считаем, что не выполнили свою работу до конца. Кое-что осталось неясным.

– Но… деньги вы получили?

– Да. Спасибо.

– Вы удивительный человек, Максимильян Эдмундович, – покачал головой Ключников.

– Привычка все доводить до конца.

– Тогда у меня для вас новость. Я, собственно, собирался вам звонить, но не был уверен, что вам это интересно, раз уж работу вы выполнили и мы расстались, вполне удовлетворенные друг другом.

– Слушаю вас внимательно.

– По слухам, вчера допрашивали Стрешнева. А сегодня следователи опять к нему явились. Утром. Пока разговаривали с его женой, он поднялся к себе в кабинет и застрелился. Из охотничьего ружья. Охотник он, к слову сказать, никакой. Ружье ему на день рождения подарила жена, вот уж не знаю, что имела в виду. Сомневаюсь, что он хоть раз из него стрелял. А вот себе голову разнес. – Ключников вздохнул и, словно опомнившись, обращаясь ко мне сказал: – Извините.

– Записку оставил? – спросил Бергман.