– Никогда.

– А она знала о твоих… о том, что ты…

– Нет. Но тогда я и сам об этом не знал.

Её глаза чуть расширились от удивления.

– Сама невинность, я же говорю. Можно ещё?

Она кивнула, и он плеснул обоим бурбона.

– Ответишь на ещё один вопрос?

– Конечно, – ответил он, радуясь, что она может думать о чём-то другом, вместо того чтобы вновь и вновь вызывать в памяти жуткую сцену. Она постучала кончиками ногтей по стакану, стыдясь смотреть Гарри в глаза.

– Это… это духовная связь или только физическая потребность?

– У нас с Полом?

Она кивнула, отведя взгляд.

– Думаю, в другом мире, – начал он осторожно, – если бы люди иначе к такому относились, это было бы и тем и другим. Но когда это под запретом и нужно всё держать в тайне, кто знает, чем оно могло бы стать, если бы имело право на существование?

– Интересно, – сказала она, – не будь запретов, много ли мужчин поняли бы, что они такие же, как вы? Иногда я думаю, что большинство мужчин не любят женщин, презирают их, а женятся только потому, что так положено и чтобы были дети. И ещё потому что нет других вариантов.

– Но ведь я-то очень люблю женщин.

– Да? Это радует. Только не…

– Не в этом смысле. Да.

Вернулся Пол, разогретый ездой под дождём и по темноте и вместе с тем валившийся с ног от усталости. Как всегда, брат и сестра сразу всё поняли без лишних слов.

– Я думал, ты в постели, – сказал он.

– Мы разговаривали, – ответила Петра. – Ты замёрз. У меня осталось немного горохового супа с беконом. Давай накормлю вас обоих. Далеко уехал?

– Был уже на полпути к Зумбро, но понял, что даже примерно не представляю, что делать, когда приеду туда.

– Значит…

– Нет. За убийство меня не арестуют. Но если он вернётся…

– Сомневаюсь, – пробормотал Гарри.

– Если он вернётся, – сказала Петра, вновь поворачиваясь к печи и ставя кастрюлю с супом разогреваться, – разрешаю тебе его изувечить. А пока давай оставим всё как есть.

У неё не было аппетита, но оба мужчины внезапно вспомнили, что до смерти хотят есть, и простая пища возбудила в них лихорадочное оживление и желание говорить о чём угодно, кроме страшного насилия, произошедшего в этой комнате всего несколько часов назад. Они обсуждали урожай, грядущее похолодание, советовали Гарри построить новый амбар, побольше и попрочнее, чтобы хранить там запасы еды на зиму, потому что по дорогам будет не проехать из-за снега.

Гарри боялся прихода зимы ещё в Мус-Джо, отчасти потому что его маленькая комнатка была очень холодной, но больше – потому что Йёргенсены внушили ему ужас перед сезоном смерти, опасности и мрачных размышлений, свойственных скандинавам. Слэймейкеры, напротив, ждали её, как дети ждут Рождества, строили планы, мечтали о зимних развлечениях. Петра предвкушала, как будет, не стыдясь, читать при свете дня, а Пол считал дни, когда достанет лыжи и маленькие санки, на которых катался всю прошлую зиму. Их нетерпение оказалось заразительным, и Гарри сам начал ждать, когда проснётся и увидит морозный узор на окнах.

Вновь полил дождь, заколотил по крыше, и Слэймейкеры слышать не желали, чтобы Гарри ехал домой. Петра притащила подушку и лоскутное одеяло, постелила ему на диване, где Пол проводил ночь за ночью, пока Гарри выздоравливал. После долгих месяцев, в которые ему приходилось ночевать в одиночестве, было приятно слышать и наблюдать, как другие люди ходят по дому или как Петра вышла в уборную и оставила свет гореть для Пола. У неё была лишь одна просьба, которую не пришлось произносить вслух.

– Я закрою дверь на задвижку, когда вернусь, – тихо сказал ей Пол. – Ну, или Гарри закроет.

Гарри лёг спать последним. Обе комнаты проходили через прихожую, где его уложили. Он выбежал под дождём в уборную, потом закрыл дверь на засов, разулся и снял куртку, погасил лампу и свернулся на довольно неудобном диване, поплотнее накрывшись одеялом. Он совсем недолго пролежал с закрытыми глазами, когда отворилась дверь. Шаги были такими звучными даже в носках, что он сразу понял – это Пол.

– Подумал, тебе холодно, – пробормотал он и набросил тяжёлое шерстяное одеяло поверх лоскутного. Гарри узнал это одеяло, лежавшее в ногах кровати Пола. Сделанное из шкуры чёрного медведя, оно было грубым, мягким и невероятно тёплым.

– Спасибо, – сказал Гарри.

Вместо того чтобы проскользнуть назад в свою комнату, Пол уселся на край дивана. Весь сон тут же слетел с Гарри. Петра лежала в соседней комнате и, вероятнее всего, ещё не спала. Устроившись рядом, Пол взял руку Гарри и обвил вокруг себя, словно стараясь найти успокоение в этом неловком объятии. Гарри просунул руку под расстёгнутую фланелевую пижамную рубашку Пола, и Пол крепко прижал его ладонь к своей груди, тёплой, с завитками волос, и размеренно бьющимся сердцем. Потом взял его руку и поцеловал, всего один раз, долгим, нежным поцелуем, прежде чем подняться с тяжёлым вздохом и уйти в свою комнату.

При всей недосказанности, при том, что в темноте они не видели друг друга и не могли посмотреть друг другу в глаза, в этом жесте была та самая неприкрытая нежность, какой раньше между ними ещё не было.

Петра внезапно перестала ходить в церковь. Пол говорил, что ей просто не хочется, но Гарри по своему опыту знал, что она боится направленных на неё взглядов и осуждения там, где раньше были только полное недоумение и неприкрытое любопытство.

Гарри, напротив, продолжал посещать церковь, даже когда Пол вслед за Петрой свёл эти посещения на нет. Дело было не в Господе и не в Иисусе. Само здание не особенно способствовало возвышению души, представляя собой лишь обшитый досками сарай да кое-как сколоченную колокольню, а священник постоянно потел и не особенно годился для службы; нетрудно было представить, как его вынудили спешно покинуть английский приход. Но Гарри успокаивало ощущение близости к дому и родной Англии, какое приходило только там; успокаивали цветы на подоконниках, и до боли знакомые слова на пятнистых от сырости страницах, и британский флаг у алтаря.

Главным занятием Гарри была копка водосточной канавы, чтобы не таскать из кухни грязную воду в тазах, а просто спускать её в раковину. Потом нужно было отвезти мешки с зерном на железнодорожную станцию и закупить запасы на зиму, пока глубокие снега не отрезали его от мира.

Однажды утром, когда он работал в кухне, к нему пришла Петра. Он уже выкопал канаву, установил раковину и кран и теперь конопатил дыру в стене, которую просверлил, чтобы вывести из дома водопроводную трубу.

Просьба Петры показалась ему странной. Она собиралась ехать в ближайший индейский лагерь и хотела, чтобы Гарри составил ей компанию. Краснокожие женщины часто приходили к ней, но Пол был против ответных визитов с её стороны, и, при всей своей бунтарской храбрости, она боялась отправляться туда одна, без мужчины.