считаться знаком близкой кончины несчастного зрителя, если верить древней примете. Вот и показался первый человек, встретившийся им на пути, трубочист, невольно вымазанный в саже, чернеет на фоне безоблачного неба, он таким образом на крыше одного из домов с помощью профессиональных приспособлений работает не покладая рук. Он оказался не единственным горожанином давно проснувшимся, по выложенному камнем тротуару шла молодая леди, в одежде гувернантки и с плетеной корзиной в правой руке. Управляющий каретой незамедлительно справился о месторасположении церкви, на что получил удовлетворительный ответ, указав кистью руки на окраину города, она поклонилась, и как небывало, не сбавляя шаг, скрылась из виду. Церковь действительно располагалась на околице, но при этом была существенно незаменимой частью города. Путешествие утомило Геральда, он, облокотившись о дверцу, лишь изредка посматривал на результат векового зодчества, чей изменчивый характерный строй по-прежнему дает о себе знать во все времена.

Мысли его блуждали сквозь сомнения и предрассудки, его разум воспален, душа, будто не на месте.

Внезапный толчок пробудил джентльмена от раздумий. Экипаж остановился у ворот церкви, послышался обыденный выдох кучера и ропот усталых лошадей. Геральд уверенной поступью направился в храм, его желанием было свидеться со священником, но вскоре его ждало разочарование в собственном замысле, справившись о нем у одной из прихожанок, ему поведали о том, что отец Вильям сейчас провожает бренное тело ныне покойного в последний путь, успокаивая и помогая молитвой вездесущей душе. Это ритуальное действо происходило на кладбище прямо за сводами церкви, то была печальная и в то же время с надеждой на светлую загробную жизнь сцена, которую Геральд вовсе не хотел лицезреть, особенно после ночных скитаний по замку в поисках укромного убежища. Он только встал в тени старого дуба, росшего поблизости с крестами, дерево с морщинисто-коричневой корой и высокими ветвями колено преклонного призрака, а вернее согнутого под бременем ветхости. Словно неприкаянный дух, согласившийся на столь неблагодарную и тяжелую работу, как созерцание покоя мертвых. Ту ни с чем несравнимую тишину, нарушали лишь голос священнослужителя и редкие всхлипывания дамы в черном платье, также и в вуали поверх лица, лишь белый платок нарушал гармонию ее траура, с помощью которого она вытирала вновь и вновь появляющиеся слезы. Помимо удрученно неизгладимой скорбью леди, в похоронах участвовали еще несколько человек, но они вели себя более сдержанно, и от того были менее интересны созерцателю. Прошло несколько десятков минут, прежде чем всё закончилось. Геральд уже от нетерпения начинал считать желуди, что лежали на земле, но увидев как, родственники покойного посыпают землей гроб и произносят слова прощания, он тут же осекся, уж слишком неподходящий был момент.

После всех прощаний, процессия двинулась прочь от кладбища. Тем временем Геральд наблюдал за одной особой, той дамой не по-христиански скорбящей, ведь смерть это только начало пути. Неведомое притягивало его любопытные глаза. Следом шагал отец Вильям, он не слишком стар и давно не юн, со светлой седеющей бородой, с природной залысиной, взглядом филантропа, в скромной рясе священнослужителя и крестом на груди. Джентльмен не теряя ни секунды, вышел из тени дуба и предстал перед священником. Незамедлительно вопросил.

– Доброе утро. Вы, я предполагаю, отец Вильям?

– Да, чем я могу быть полезен. – ответил немного удивленный священник.

– Видите ли, меня постигла проблема, которую сможете решить только вы. Я не грамотен в подобных вещах, потому смею дерзостно обратиться к вам за помощью. – говорил Геральд. – И позвольте представиться – Геральд Краусвеа.

– Вам необходимо исповедаться? – пророчествуя, осведомился священник.

– Нет, лишь совет.

– Тогда пройдем в более уединенное место.

Джентльмен поразила та отзывчивость и наблюдательность священника, он словно читал его мысли. Они направились немного поодаль от церкви и, выйдя за предел кладбища, вышли к остову беседки, от коей остались скамья и несколько стенок, окруженная охраняемая двумя дубами близнецами. Отец Вильям пригласил присесть Геральда, а затем поднял испытывающие глаза на него; граф начал рассказывать.

– Смею предупредить вас, что могут показаться странными мои слова и, в общем, всё мое короткое, но от того важное повествование. Это произошло вчерашней ночью. Окутанный сетями бессонницы, я безропотно взирал в темноту, и тут в ней виденье словно в кошмаре передо мной предстало. Дева в призрачном ореоле. О, не описать. Затем лишь страх, молитвы и побег. Не обладая даром рассказчика я не могу в полной мере истолковать происшедшее, хотя история типична и Вальтер Скотт, определенно уличил бы меня в посредственном построении сюжета, но всё было именно так. Что теперь? Не знаю, смогу ли я вернуться в замок, тем более провести там еще одну неспокойную ночь, даже думать об этом страшно. И поэтому жду от вас отец Вильям, объяснений.

– Я знаю не понаслышке ваш знатный род сэр Краусвеа, как только увидел вас, сразу заметил схожие черты, словно соединились все те портреты в едином лике, что юношей мне однажды посчастливилось видеть в свежих красках. Но сейчас не об этом. Во всем есть промысел Божий, пути сплетаются, расходятся, мне нужно было более ревностно заботиться о замке, и смею сказать, что я не мог и помыслить о том, что кто-нибудь приобретет сей оплот скорби, говоря без преувеличения, ведь тот неумолимый дух по-прежнему витает средь стен и комнат. Но, так как вы, последний человек носящий знамя мертвого рода. Я предположу, что вы не получили его по наследству, бюрократия вступает в силу в подобных ситуациях. – Отец Вильям говорил ровно, словно читал проповедь. – Боюсь, мне придется разочаровать вас, сэр, вы видели не привидение, не злого духа, а живого человека. Скажу больше, там живет живая чистейшей души затворница по собственной воле, молитвы которой помогают нам. Господь оберегает ее, великой верой одарена Даниэла, таково ее имя и вам, сэр, не нужно страшиться ее.

– И давно она заточена в замке?

– Десять лет минуло с тех пор. Обычно она проводит всё время в своеобразной келье, что на нижнем этаже, в комнате слуги, а тогда приходила в свою комнату, должно быть поразмыслить и вспомнить навсегда ушедшее прошлое.

– Значит, она как-то связана со мной, она может быть моей родственницей?

– Так оно и есть. Далекое родство вас связывает, и поэтому вы должны с уважением и добротой относиться к Даниэле, помогать в ее нелегком поприще. Она станет для вас обузой, но со смирением, терпимостью, вы соизволили жить с нею под одной крышей, не побоюсь этого слова, праведницей.

– Прошу вас отец Вильям не думать обо мне предвзято. Необъяснимое пугает сильней, чем весть о воскресшей из пепла родственнице.