Он быстро подсчитал. В 1937 году маленькому Альберу было 11 лет. Значит, он родился в 1925-м или в 1926 году. Сегодня супругам Розальба исполнилось бы по сто лет с хвостиком. В глазах комиссара зажглись искорки.

А что, если они еще живы?..

Девица смотрела на комиссара с нескрываемой неприязнью. Так служащие госучреждений обычно смотрят на посетителей, явившихся перед самым закрытием. Правда, стрелки часов едва перевалили за 11 утра, и до закрытия архива еще оставался почти целый рабочий день. Комиссар Лорантен снова пустил в ход старомодную обходительность в духе золотого века Голливуда, позаимствованную то ли у Тони Кёртиса, то ли у Генри Фонды. Интересно, кстати, эти двое еще живы или уже умерли?

— Мадемуазель! Есть ли у вас сетевой электронный справочник? Мне срочно нужен один адрес…

Прошла вечность, прежде чем девица подняла на него глаза и процедила сквозь зубы:

— А вы точно проверили, что…

Комиссар не выдержал. Вынув из кармана удостоверение, он сунул его девице под нос:

— Комиссар Лорантен! Вернонский комиссариат! Да, на пенсии, но продолжающий работать. Так что давай, красавица, пошевеливайся!

Девица вздохнула. Без малейшего испуга и даже без злости. Возможно, привыкла к странным выходкам старичков, у которых время от времени сдают нервишки. Тем не менее ее пальчики забегали по клавиатуре вполне проворно.

— Чей адрес вы ищете?

— Гуго и Луизы Розальба.

Девица молотила по клавиатуре.

— Вы ищете адрес? — спросил Лорантен.

— Насчет Гуго Розальба — бессмысленно. Прежде чем поднимать на уши Интерпол, я всегда проверяю. Привыкла, знаете ли. Гуго Розальба умер в тысяча девятьсот восемьдесят первом году, в городе Васкёй…

Лорантен молча кивнул. Правильно. Девица свое дело знает.

— А его жена Луиза?

Девушка вбила имя в строку поиска.

— Сведений о смерти нет. Но и адреса тоже нет.

«Тупик!»

Лорантен уставился на выкрашенные белым стены — может, озарит? Потом на всякий случай посмотрел на девицу взглядом спаниеля, позаимствованным у Шона Коннери. С той стороны стола раздался еще один вздох.

— Вообще-то, — утомленным голосом произнесла девица, — когда разыскивают лиц преклонного возраста, лучше смотреть не в справочнике, а в списках пациентов домов престарелых. Их в департаменте Эр прорва, но, если ваша Луиза жила в Васкёе, можно начать с тех, что поблизости…

На лицо Шона Коннери вернулась улыбка. Еще чуть-чуть — и его собеседница поверит, что она — Урсула Андресс, первая из «девушек Бонда». Девица с пулеметной скоростью молотила по клавишам. Текли минуты.

— Я проверила по картам «Гугла», — наконец выдала она. — Ближе всего к Васкёю дом престарелых под названием «Сады». Это в Лионе-ла-Форе. Возможно, у них есть сайт со списком пациентов. Как, вы говорите, ее фамилия?

— Луиза Розальба.

— Должен быть сайт… — бормотала себе под нос девица. — Ага, вот он!

Лорантен чуть не вывернул шею, пытаясь рассмотреть, что появилось на экране монитора. Прошло еще несколько минут.

— Нашла! — торжествующе возвестила девица. — И список есть! Как видите, ничего сложного. Вот она, ваша Луиза. Поступила пятнадцать лет назад и вроде бы до сих пор там. Однако… Выходит дело, ей сто два года! Знаете, комиссар, должна вас предупредить: послепродажного обслуживания наша фирма не гарантирует!

Сердце у Лорантена забилось сильнее. Что там говорил ему кардиолог? «Покой и никаких волнений? Господи, неужели получилось? Неужели еще остался свидетель?

Последний свидетель!

Живой!»

Три фургона жандармерии проследовали по улице Бланш-Ошеде-Моне с включенными сиренами. Они не стали объезжать деревню и двинулись по прямой: с Бланш-Ошеде-Моне на улицу Клода Моне, оттуда — на шоссе Руа.

Мимо мелькали дома Живерни.

Здание мэрии.

Школа.

Заслышав вой сирен, детишки в классе дружно повернули головы к окну. Стефани Дюпен подняла руку, призывая их к спокойствию. Никто не заметил, что учительница пошатнулась и, чтобы сохранить равновесие, ухватилась за крышку стола.

— Дети! Не отвлекаемся! У нас урок! — Она прочистила горло. В голове у нее по-прежнему раздавался вой сирен. — Мы говорили о конкурсе юных художников, который организует фонд Робинсона. Напоминаю, что последний срок сдачи работ — через два дня. Надеюсь, в этом году многие из вас примут участие в конкурсе…

Стефани автоматически произносила нужные слова, но перед глазами у нее стояла одна и та же картина. Вот Жак подходит к ней, еще лежащей в постели, целует ее, кладет руку ей на плечо и говорит: «Хорошего тебе дня, любимая». Это было сегодня утром.

— Я знаю, — продолжала она затверженный текст, — что еще ни один ребенок из Живерни ни разу не побеждал в этом конкурсе, но я уверена: к вашим работам жюри отнесется с особенным вниманием и благожелательностью.

…Вот Жак надевает патронташ. Вот снимает со стены ружье…

— Дети! Живерни — особое место. Это имя волнует сердца всех живущих на свете художников…

Через деревню промчались еще две машины. Стефани вздрогнула. Что она может сделать?

Лоренс?

Стефани постаралась сосредоточиться на уроке. Медленно обвела взором детские лица. Среди ее учеников есть очень одаренные.

— Я знаю, что у некоторых из вас — настоящий талант.

Фанетта опустила глаза. Она не любила, когда учительница вот так смотрела на нее. Этот взгляд ее смущал.

«Подозреваю, она про меня».

— Я тебя имею в виду, Фанетта. Именно тебя. Я очень на тебя рассчитываю.

«А я что говорила?»

Девочка покраснела до ушей. В следующую минуту учительница отвернулась к доске. Поль, сидевший рядом с Винсентом на одной из задних парт, подмигнул Фанетте и вытянул к ней шею:

— Учительница правильно говорит, Фанетта! Ты выиграешь этот конкурс! Ты рисуешь лучше всех!

С соседней парты к нему обернулась Мэри, сидевшая с Камилем:

— Тише ты!

И тут вдруг раздался стук в дверь.

Стефани пошла открывать. Перед ней стояла Патрисия Морваль.

— Стефани! — взбудораженно произнесла она. — Мне надо с тобой поговорить. Прямо сейчас. Это очень важно…

— Ну хорошо. Дети, не шалите, я скоро.

Учительница изо всех сил старалась скрыть охватившую ее панику.

— Сидите тихо…

Стефани вышла из класса, закрыла за собой дверь и направилась во двор, под липы. Патрисию от возбуждения чуть ли не трясло. Она была в юбке цвета бутылочного стекла и накинутом на плечи мятом пиджаке. Стефани заметила, что пучок у нее сбился набок — это у Патрисии-то, никогда не позволявшей себе показаться на людях непричесанной. Как она еще в халате не выскочила!