Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И сейчас же в мыслях Нинель понеслись видения всех ее неблаговидных поступков, некоторые из которых уже и позабылись, так давно они случились. И чем больше их было, тем сильнее пелена тянула к земле. Казалось, что ноги не выдержат и подкосятся, и стукнется Нинель лбом о начищенный до блеска паркет, но нет, удержалась и даже стояла ровно, хотя давил на плечи гнет немалый.
Она попыталась скинуть пелену, рвануть ткань с головы, чтобы вздохнуть свободно, но ловила руками лишь воздух да пряди растрепавшихся волос.
– Что это?!
– Наказание, – произнес тот, кто держал в руках сверкающую стрелу. На нее нельзя было смотреть без содрогания. – И тем тяжелее оно станет, чем больше зла совершишь.
Нинель рухнула на колени, не в силах остановить всплески памяти, что причиняли почти физическую боль. И звенело в ушах одно единственное слово, в которое она никогда не верила, считая выдумкой тех, кто готов жить в шалаше.
«Любовь, любовь, любовь, любовь…»
– А–а–а! – закричала она, хватаясь руками за голову. – Любви нет!
– Любовь – это награда, – темноглазый ангел тронул золотой стрелой лоб Нинель и остановил хоровод страшных мыслей. – И ты получишь ее, если сделаешь все правильно.
– Что я должна сделать? Что?!
– Пелена подскажет, – мягко произнес второй ангел и… растаял в темноте.
Утром Нинель проснулась с сильной головной болью. Рядом на тумбочке стояла початая бутылка шампанского. Скинув с себя покрывало, хозяйка усадьбы поморщилась – фужер, в руках с которым она заснула, покатился и хлопнулся об пол с другой стороны кровати, разлетевшись на сотню мелких осколков.
«Надо меньше пить, – подумала Нинель и поплелась в ванную комнату. Рассматривая свое безупречное лицо в зеркале, она запоздало сообразила, что муж опять не ночевал дома. Его подушка не смята. – Тревожный звоночек. Интересно, что на этот раз придумает в свое оправдание?»
Как же сильно ей нужен был ребенок! Он – гарантия того, что Замков до конца своих дней не сможет отделаться от его матери.
– Ох! – острая боль прошила ее тело. Нинель согнулась пополам. – Что это?!
И тут же засмеялась, хотя на глазах навернулись слезы.
– Нет, это бред! Какая пелена, какие ангелы? Сон, это лишь страшный сон.
Но коленки предательски дрожали.
– Надо бы написать его жене, что я уже беременна, пусть позлится, – это была всего лишь проверка, но нестерпимая боль между лопатками заставила закусить губу.
Самое страшное, что боль уже не отпускала. Лежала огненным камешком на сердце. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.
– Саша! – позвала Нинель, тяжело опираясь на перила лестницы, ведущей на первый этаж.
– Да? – глаза младшей сестры тревожно мерцали. Она стояла в школьной форме – в плиссированной юбочке и в жакете с эмблемой, и казалась такой юной, такой беззащитной…
«Как я могла так поступать с ней?» – невольно подумала Нинель и удивилась, почувствовав, что боль потихоньку унимается.
– Павел не звонил?
– Нет, – сестра отчего–то побледнела.
«Боится меня?»
– Хорошо, иди. Ты уже опаздываешь.
Мужа она нашла в кабинете. Он спал на диване, даже не раздевшись.
Нинель стояла над ним, прижимая дрожащие пальцы к губам.
Алексей выглядел плохо. Черные круги под глазами, щетина на дряблых щеках.
«А он похудел…»
– Нинель? – мужчина резко поднялся, но тут же привалился к спинке дивана. Видимо у него закружилась голова. – Что случилось? – Замков–старший устало потер лицо и только после этого заметил, что с его молодой женой не все в порядке. – Ты плачешь? У тебя что–то болит?
– Да, – она встала на колени и положила ладони на его руки. – У меня болит душа.
– Если ты беспокоишься обо мне, то не надо. Я сейчас умоюсь и опять буду как огурчик, – Замков даже попытался улыбнуться, но улыбка получилась кривой.
– Леша, ты прости меня за все…
– Нинель, ну чего ты… – он потянул ее за руки. – Вставай, ты простынешь. Я выключил в кабинете отопление.
– Леша, отпусти меня…
Он испуганно выпустил ее ладони, думая, что причинил боль.
– Отпусти меня совсем. Я… – Нинель выдохнула, – хочу уйти.
– Это из–за того, что я не могу подарить тебе ребенка? Ну, хочешь, я пойду к врачу. Говорят, сейчас медицина творит чудеса…
– Леша, – Нинель уже не могла не плакать, – ты хороший, очень хороший. И жена у тебя хорошая, я наговаривала на нее от зависти.
– Ты моя жена…
– Не надо. Я видела ее фотографии у тебя в телефоне. Ты еще любишь свою первую жену, хотя боишься в этом признаться. А я… я всего лишь увлечение… Затянувшееся увлечение… – Нинель встала. – Дай нам время собраться. Сашу нужно вернуть в родную школу. Мы поедем домой.
– Нинель…
Она шла, выпрямив спину, ни разу не оглянувшись. Только что с ее плеч упал тяжкий груз.
«Я начну все сначала, я начну все сначала…» – шептала Нинель, собирая вещи в чемодан. Она не брала с собой подарки и все то, что получила, живя в особняке, где она заняла чужое место. «Как лиса, которая выгнала зайца из его лубяной избушки».
Александра восприняла известие о разводе сестры с Алексеем Замковым спокойно, но возвращаться в родной город отказалась.
– Ты не переживай за меня, – говорила Саша, стоя на вокзальном перроне. Поезд уже подали. – С понедельника я пойду в школу–интернат для одаренных детей, документы уже там… Павел помог.
Из глаз Нинель опять потекли слезы.
Старшая сестра особенно много плакала в последнее время.
Но удивительное дело – слезы приносили ей облегчение. Словно с ними выходила вся та грязь, которую она успела накопить за свои неполные тридцать лет.
– А я устроюсь в ателье. Я же хороший дизайнер…
– Ты отличный дизайнер, сестра.
Они стояли обнявшись до тех пор, пока проводник не напомнил, что поезд отправляется.
***
«Как ты?» – пальцы Алексея Замкова дрожали, когда он набирал на телефоне эти два коротких слова.
В далекой Испании руки женщины тоже дрожали. Она даже не сразу сумела надеть очки.
«Хорошо».
И немного подумав, добавила:
«А ты?»
«Можно я приеду к тебе?»
Ответа ждать пришлось очень долго. Так долго, что Алексей уже отчаялся. Не простит…
«Можно. Я встречу тебя в аэропорту».
Замков–старший выдохнул. И посмотрел на небо, которое было закрыто плотным слоем снеговых облаков.