Сталин как в воду глядел – союзники и впрямь бы промолчали. Но он совершенно не представлял, как непросто окажется разговаривать с югославским лидером Тито. У лидера Югославии оказался непомерный аппетит. Поначалу за услугу по захвату Венеции он потребовал создать Балканскую федерацию, желая подмять под себя еще и болгар. Словом, получилось как в поговорке: «Жадность до добра не доведет». И в ответ на его очередной запрос Иосиф Виссарионович в сердцах сказал:

– Ну, раз так, тогда вообще ничего не получишь, а мы и без тебя управимся, – и… велел готовить акцию. Но Тито опередил Сталина, успев разобраться с присланными ему в Югославию военспецами, часть которых на самом деле служила в МГБ. Да и советскую резидентуру он тоже успел почистить. Абакумову, который в то время занимал пост министра МГБ, оставалось развести руками, за что он и слетел со своего поста – Сталин не терпел неумех.

Берия встал, прошелся по кабинету; дойдя до стола, он остановился, задумчиво глядя на круглый металлический абажур настольной лампы с бронзовой шишкой и чеканными серпами-молотами. Мысленно прикинул, что если хватить загадочного гостя по голове ее литым основанием, то… Но, поразмыслив, отказался от этой мысли – рано. Вначале пусть откроется до конца – чувствуя себя в безопасности, он сделает это куда охотнее и быстрее. А чтобы поторопить его, спросил нарочито грубоватым тоном:

– При чем тут я? За такого рода разъяснениями вам надо к министру иностранных дел.

– К чугунной заднице, – хмыкнул Андрей Андреевич, в очередной раз проявив свою поразительную осведомленность, на сей раз в кличках. – Он – марионетка, без дозволения лишней запятой не вставит, а мне нужен думающий человек, способный на самостоятельный шаг. Народы всей планеты жаждут мира, а если дело пойдет так и дальше, то грядет… – Он развел руками и сокрушенно вздохнул. – Но самое обидное, что и Иосиф Виссарионович своего не добьется. Поверьте, он совершенно напрасно рассчитывает найти какие-то секретные мастерские по изготовлению зеркал на острове Мурано. Их давным-давно там нет. С другой стороны, я понимаю его заботу о своем здоровье. На восьмом десятке лет это свойственно людям. И мы бы могли ему помочь, притом совершенно бескорыстно, подарив ему зеркальце святого Лазаря. Но продлять жизнь человеку, психика которого на грани и который вот-вот может впасть в безумие… – Он не закончил предложения, печально покачав головой.

«Ну а это-то ему откуда известно?!» – чуть не взвыл Берия, и ему сразу вспомнилось, как совсем недавно Хозяин вызвал его и заявил, что, по его мнению, лучше Лаврентия никто не справится с щекотливым делом ликвидации Тито. Лаврентию Павловичу удалось выкрутиться, заявив, что за прошедшие семь лет кадры изрядно обновились, а из новых он не знает, на кого можно положиться.

Он даже пошутил:

– Разве самому взять в руки пистолет и…

Но Сталин шутки не принял. Желтые тигриные глаза впились в лицо Берии, и он зло прошипел:

– Отказываешься?! Смерти моей дожидаешься?! А я еще всех вас переживу!

Берия остолбенел. Никогда раньше он не замечал в Хозяине, всегда сдержанном и невозмутимом, эдакой исступленности, граничащей с… Верный привычке проверять все до конца, он дал поручение Гоглидзе, чтобы тот аккуратно побеседовал с арестованными «по делу врачей» медиками из числа тех, кто лично лечил Сталина. Выводы оказались неутешительными – прожить может еще долго, а вот психика на грани….

Андрей Андреевич тем временем невозмутимо продолжил:

– Кто знает, на что он решится, почувствовав в себе прежние силы. Таким людям гораздо рациональнее предложить нечто иное, я бы сказал, совершенно противоположное… Знаете, есть такое медицинское понятие – эфтаназия? Ну да, конечно, не знаете. Это позднее все знать будут… Это означает помощь в уходе в мир иной. Не так, как у вас, на Лубянке, это делается, не с целью продлить мучения, а с целью их закончить. Бывает, например, что человек смертельно болен и болезнь причиняет ему страшные муки, которые закончатся лишь со смертью, а она все никак не приходит.

Так зачем ему мучиться лишние дни, недели, а то и месяцы? И для таких случаев существует… – Не договорив, он достал из внутреннего кармана какой-то бумажный сверток, но разворачивать его не стал.

– Что это? – спросил Берия.

– Особое зеркало. Называется «Око гнева Господнего», – пояснил незнакомец. – Понимаю, вы, коммунисты, народ неверующий, но разве дело в названии? Хватает секунды, мимолетного взгляда на него, чтобы здоровье человека изрядно ухудшилось. Да что там секунды – для старика достаточно и вовсе одного солнечного зайчика, пущенного этим зеркалом.

Берия иронично хмыкнул:

– А будучи уже на смертном одре, этот человек прикажет начать расследование и…

– Секунда нужна для ухудшения самочувствия, – пожал плечами Андрей Андреевич. – Но я не сказал, что бывает, если в него вглядываться чуть дольше, три-четыре, а для надежности пять-шесть секунд. Впрочем, вы и сами это понимаете.

– И что, за все время ни одного сбоя? – недоверчиво полюбопытствовал Лаврентий Павлович. Андрей Андреевич покачал головой. – Что ж, пожалуй, я возьму его у вас… чтобы проверить в наших лабораториях.

Гость поднялся с жалобно скрипнувшего дивана и предупредил:

– Но нам бы не хотелось, чтобы оно пребывало у вас в руках больше необходимого. Как только проверите его в работе и… убедитесь в ее качестве, вы…

– Понимаю, придется вернуть, – кивнул Лаврентий Павлович.

– Не обязательно. Достаточно разбить. В этом я всецело полагаюсь на ваше слово.

– Даю, – торопливо ответил Берия. И в самом деле, зачем ему зеркало после… Для остальных есть более грубые, но столь же эффективные способы отправки на тот свет. Но последний вопрос он задал, не удержался: – А почему вы обратились именно ко мне?

Стоящий подле двери незнакомец обернулся и с улыбкой ответил:

– Потому что вы единственный изо всей этой камарильи практик и к тому же человек, имеющий высшее образование, пускай и незаконченное. Так к кому же мне обращаться, чтобы похвастаться этим техническим достижением человеческой мысли.

…В тот зимний солнечный февральский день Берия на даче у Сталина был не похож на самого себя. Обычно солидный и степенный, он вовсю резвился, хохотал, осыпал снежками приехавших вместе с ним Маленкова и Булганина, а потом затеялся лепить снеговика. Даже сам Хозяин, сидевший на веранде, слегка развеселился, глядя на это мальчишеское буйство. Правда, последняя забава Лаврентия – пускать солнечных зайчиков – не понравилась ему. Да и в сердце что-то кольнуло, словно о чем-то предупреждая.

– Не смей, Лаврентий! – крикнул он гневно. – Вон куда-нибудь еще пускай, а на меня не смей.

– Прости, Коба, – повинился тот. – Хотел как лучше, чтобы и ты вместе с нами повеселился.

– Считай, что уже хохочу, – проворчал Сталин, тяжело вставая и направляясь в глубь комнат…

Сердце продолжало колоть. За ужином вождь был мрачен, о чем-то напряженно размышлял, а ближе к концу трапезы не выдержал. Отозвав Берию в свой кабинет и задав там несколько вопросов касаемо ядерного проекта, внезапно спросил: