– А что за зеркалом ты обзавелся? Ты что, барышня, чтобы прихорашиваться?

– Оттуда, – коротко пояснил Берия, загодя приготовивший себе черный ход к безопасному отступлению.

– Из мастерских?

– Ну да, – невозмутимо подтвердил Лаврентий Павлович. – Тебе говорить не хотел, потому что опять неудача, так что оно самое обычное.

– А зачем тогда вообще взял с собой? – не унимался Сталин.

– Машинально, – пожал плечами Берия. – Вертел, вертел в руках, да так и прихватил. А выбросить не успел. – Он извлек его из кармана, небрежно повертел в руках. – Да и зачем выбрасывать, – рассудительно заметил он. – Лучше жене отдам – все какая-то польза. Да и вещь старая.

Он не солгал ни в чем и проверки не опасался. И в лабораторию сегодня с утра заехал, и зеркальце, выбрав самое подходящее по размеру с тем, от Андрея Андреевича, в руках вертел, ну а потом и прихватил его с собой. Потому и мог преспокойно в него смотреться, что он сейчас и сделал.

– Лучше выброси, – хмуро посоветовал Сталин. – Мало ли.

– Как скажешь, Коба, как скажешь, – равнодушно согласился Берия. – Пожалуй, ты и тут прав. Сейчас ничего, ничего, а потом…

Но организм вождя оказался крепок. Солнечный зайчик лишь подкосил его здоровье, вызвав внезапный сердечный приступ. Правда, сознание он ненадолго потерял, да и после очень долго пребывал в забытьи. В себя он пришел, услышав растерянные голоса охранников, которыми… Сталин прислушался. Да, ими командовал сам Берия, которого успели вызвать, почувствовав неладное.

– Я сейчас сам поднимусь, – хотел произнести Сталин, но не смог. Все тело охватила эдакая расслабленность и нега, что лень было даже открывать глаза. Однако он попытался это сделать.

Увы, безуспешно. Веки подниматься упрямо не хотели. Однако с неимоверным трудом ему все-таки удалось это сделать, и он увидел прямо перед собой лицо Берии.

– Оба бегом к телефонам и звонить, звонить, – раздался его голос. – А я пока проверю, живой он или нет. – И он поднес к лицу Сталина зеркало, от которого на Иосифа Виссарионовича повеяло чем-то недобрым.

– А зачем? – удивился кто-то из охранников. – Он же глаза открыл.

– Случается, что и у мертвого глаза открываются, – поучительно заметил Берия. – А вот если дыхание есть, тогда точно живой. А дыхание проверяют на зеркале. Вы не знаете что ли? – И он рявкнул на них: – Бегом звонить, я сказал!

Они торопливо убежали, а Сталину отчего-то припомнился «Вий». Он удивился, ибо читал гоголевскую повесть давным-давно, но перевел взгляд на покрытое мелкими бисеринками пота лицо Лаврентия Павловича и все понял. «Не гляди», – шепнул какой-то внутренний голос Философу. Но вождь не вытерпел, поднял веки да и глянул.

Сталин поспешно зажмурился, но было поздно. Да он и сам это почувствовал….

…Оформление истории болезни И. В. Сталина на основе журнальных записей было поручено профессору Лукомскому. В процессе работы он то и дело вскакивал со своего кресла и нарезал многочисленные круги по кабинету, бормоча себе под нос: «Но этого же не может быть, либо одно, либо другое, а тут все вместе, да еще осложненное… Нет, нет, так не бывает…» – и снова плюхался в кресло, обхватив руками голову и не понимая, что писать. После многократного переписывания заключения и смены формулировок на более обтекаемые он все-таки представил текст на утверждение коллегам. Те, ознакомившись, тоже принялись вносить в него изменения, каждый свои. К согласию о том, что же произошло с вождем советского народа, врачи так и не пришли до самого конца.

Именно поэтому датированный июлем 1953 года самый последний вариант истории болезни Сталина так и не подписал ни один из них.

А Берию действительно расстреляли через полгода после смерти Сталина, и арестовывал его не кто-нибудь, а Жуков, тот самый Жуков, с которым Берия вел подковерную войну уже много лет. Решив, что держать Берию в тюрьме опасно, его расстреляли уже на следующий день после ареста, без следствия или суда, как и тысячи других его жертв. Так неожиданно сбылось пророчество Вольфа Мессинга, великого чародея и фокусника, а по совместительству одного из заседателей Совета Десяти.

Когда Сергей и Иван проснулись, первое, что они сделали, не сговариваясь, закрыли глаза, на всякий случай, еще раз. А потом открывали их уже медленно-медленно. Существовала какая-то призрачная надежда на то, что картина, открывшаяся их взгляду, может измениться. Но ничего не изменилось. Они находились в тюрьме.

Маленькое, очень высоко расположенное окошко красноречиво закрывала массивная железная решетка, тяжелая, покрашенная серой краской дверь с глазком и прорезанным на уровне пояса лючком для подачи пищи, две небольшие кровати, привинченные к стене и похожие на полки в купе поезда дальнего следования, – все это пугало и не оставляло никаких сомнений в характере заведения, в которое не посчастливилось угодить нашим героям. Сейчас они лежали на этих жестких полках, пристегнутых к стенам металлическими уголками, и, удивленные, растерянно смотрели друг на друга.

Впрочем, понимание случившегося пришло достаточно быстро. Друзья одновременно вспомнили события вчерашнего вечера, жуткую перестрелку в тихом вильнюсском дворике, молчаливых неторопливых парней с автоматами в темной полувоенной форме, с которыми они сели в микроавтобус. Они вспомнили, как автобус тихо тронулся, а парни деловито, не говоря ни слова, откуда-то достали и быстро надели на себя противогазы. Вот эти противогазы, спокойные холодные глаза в круглых застекленных отверстиях резиновых масок – это было последнее, что увидели Сергей с Иваном, прежде чем сегодня прийти в себя. Увы, недавние спасители спокойно пустили в салон автомобиля какой-то газ, способный отключить сознание, и вот теперь наши герои вдруг оказались в тюрьме.

В крупной замочной скважине загремел ключ, серая дверь отворилась, и на пороге камеры возник человек в камуфлированной форме с дубинкой на поясе.

– На выход! – приказал он и тут же исчез из дверного проема.

Сергей с Иваном переглянулись, потом слезли с кроватей и вышли в открытую дверь. Камуфлированный человек поджидал друзей в низком темном коридоре:

– Лицом к стене, руки назад.

Все это говорилось тоном, который не терпел возражений. Кроме того, все требования были понятны и нужно было их только быстро и беспрекословно исполнять. Однако когда Сергей вдруг почувствовал, что его сложенные сзади руки неожиданно оказались умело и ловко защелкнуты наручниками, он, обернувшись на конвоира, возмущенно спросил:

– Что вы делаете, по какому праву и вообще…

– Лицом к стене! – еще раз сказал человек в камуфляже, теперь уже гораздо громче, и в голосе его послышалась какая-то уверенная угроза. Сергей замолчал. В это время защелкнулись наручники на руках Ивана. – Теперь оба напра-во, – скомандовал конвоир. – Шагом марш!