жизни в стране». Подобное дополнение Молотов отверг, так как оно ненужно и неприятно для польского правительства, поскольку в нем просматривается недоверие к нему.

Наиболее упорная борьба развернулась за предложение американцев и британцев обеспечить для представителей прессы союзных держав неограниченную свободу по освещению событий в Польше как до выборов, так и во время их проведения. Вышинский и Молотов заявили, что, поскольку после окончания войны прошло слишком мало времени, полякам будет трудно привыкнуть к «неограниченной» свободе прессы, но по мере того, как будет меняться обстановка, может быть дарована большая свобода. Они настаивали, что это вопрос поляков, который невозможно решить без них. Как выразился Сталин на пятом заседании глав правительств 21 июля: «Поляки будут этим обижены, они усмотрят в этом подозрение, будто бы они не желают допускать корреспондентов». Не проявят ли Черчилль и Иден большую снисходительность и не перестанут настаивать на этом требовании, особенно если иностранные корреспонденты, уже находящиеся в Польше, пользуются полной свободой? Нет, ответил Черчилль; в действительности он желал ужесточить свои требования, а не ослаблять их.

В итоге, однако, возможно, не твердость Черчилля, но просьба Трумэна заставила Сталина уступить. «В Соединенных Штатах проживают шесть миллионов поляков. Свободные выборы в Польше, о которых свободная пресса сообщит Соединенным Штатам, помогут облегчить общение с польским населением». И кроме того, ему казалось, что «Временное польское правительство осознавало, что три державы ожидают от прессы открытого рассказа о выборах и надеются, что этот вопрос будет поднят». Небольшое изменение в формулировке, без ущерба для польской гордости, и заявление было сохранено.

И Черчилль, и Трумэн, по-видимому, думали, что достигнутое соглашение давало шанс создать свободную и независимую Польшу, дружественную как Западу, так и России, по крайней мере на словах. Миколайчик в Потсдаме, по мнению западных друзей, испытывал одновременно смешанные чувства — надежды и разочарования. Он полагал, что очень важно поддерживать дружеские рабочие взаимоотношения со своими союзниками коммунистами. Но он опасался того, что могло произойти, когда новое правительство почувствует — оно контролирует ситуацию.

Вплоть до дня своего отъезда из Потсдама Черчилль пытался убедить Берута и его соратников, насколько глубоко была заинтересована Британия в реализации этой программы в духе доброй воли. То есть Польша должна стать страной, где уважаются личные и политические свободы, где имеется свобода слова, прессы и вероисповедания. И когда Эттли и Бевин пришли на смену Черчиллю и Идену, они также делали все возможное, чтобы постоянно напоминать полякам и их советским наставникам, что они приняли на себя обязательство соблюдать эти либеральные правила.

Можно сказать, что на базе этого соглашения британские власти, насколько быстро они могли это сделать, разорвали последние, еще остававшиеся, официальные связи с польским правительством в изгнании. Польские авуары были переданы ими в распоряжение нового режима. Англия призвала всех поляков, гражданских лиц и военнослужащих, с которыми они поддерживали отношения, вернуться в Польшу. Варшавское правительство приветствовало это возвращение поляков и давало им всевозможные гарантии, но вернулась только небольшая часть. Несмотря на ностальгию и трудности обустройства на новом месте, большинство из них выбрало этот тяжелый путь. Те, кто служил в вооруженных силах под британским командованием, с радостью приняли предложение получить британское гражданство.

Глава 29

Польша: борьба за границы

После того как главы трех правительств приняли 21 июля Заявление по польскому вопросу, они сразу же приступили к обсуждению вопроса о западных границах Польши. Поляки самых разных политических взглядов были едины в своем мнении: западная граница страны должна проходить по Одеру и Нейсе. Они уже находились там и, как считали русские, должны там и остаться. Но прежде, чем рассказать об этом, нам необходимо сделать паузу и кратко остановиться на вопросе о северной границе.

Еще в декабре 1943 г. в Тегеране Сталин заявил, что признает демаркационную линию Керзона в качестве советско-польской границы только в том случае, если русские получат северную часть Восточной Пруссии, граница которой проходила по левому (южному) берегу реки Неман, включая Тильзит и порт на Балтике Кёнигсберг. Советский Союз заслужил, чтобы ему был передан этот незамерзающий порт и эта часть территории Германии. Более того, это приобретение могло обеспечить безопасность страны в будущем в случае вражеского нападения. Ни Черчилль, ни Рузвельт не оспаривали тогда это требование. Начиная с той встречи Сталин считал само собой разумеющимся, что Советский Союз должен владеть этой территорией, куда впоследствии были переброшены значительные вооруженные силы Советской армии.

23 июля в Потсдаме на очередном заседании советская делегация выдвинула предложение. В нем говорилось, «чтобы впредь до окончательного урегулирования территориальных вопросов на мирном конгрессе прилегающая к Балтийскому морю часть западной границы СССР проходила от пункта на восточном берегу Данцигской бухты, обозначенного на прилагаемой карте, к востоку — севернее Браунсберга — Гольдапа к стыку границ Литовской ССР, Польской Республики и бывшей Восточной Пруссии». Оставшаяся часть «бывшей Восточной Пруссии» по общему согласию передавалась Польше.

На этом же заседании Сталин еще раз назвал причины для передачи СССР этой области: потребность в незамерзающем порте на Балтике, который отторгался от Германии, и желание принести удовлетворение миллионам русских, которых Германия заставила страдать.

Черчилль и Трумэн согласились, в принципе, на передачу этой территории. Но Трумэн сказал, что ему необходимо время для более подробного ознакомления с русским предложением. А Черчилль подчеркнул, что у каждой фразы есть свой подтекст. Все эти действия означали признание того факта, что Восточной Пруссии больше не существует и что эта область уже не находится под управлением Контрольного совета в Германии. Это заставило также британское и американское правительства признать поглощение Литвы Советским Союзом. Для урегулирования этого вопроса требовалось проведение мирной конференции. Тогда Сталин сказал, что на данный момент единственная просьба Советского Союза к британскому и американскому правительствам — чтобы они документально оформили эту договоренность и обещали поддержать передачу территории на будущей мирной конференции. Черчилль и Трумэн дали на это согласие.

В попытках наиболее конкретно сформулировать эту договоренность в официальных документах возникло неожиданное препятствие. Каким образом надо было провести демаркацию границы, при которой часть бывшей Восточной Пруссии отходила Советскому Союзу, а другая часть — Польше? Советское правительство полагало, что место прохождения разграничительной линии должны определить эксперты Советского Союза и Польши без постороннего вмешательства. Однако Эттли и Бевин настаивали, что этот вопрос должна рассматривать ООН, а не только две пограничных страны. Бирнс снова выступил примирителем. Он предложил, чтобы сначала две страны решили вопрос между собой. В случае разногласий следовало пригласить экспертов