Что-то похожее на это осторожное суждение, как и в отношении соглашения Сталина — Хопкинса, присутствует в воспоминаниях генерала Андерса, главнокомандующего польскими вооруженными силами: «Что все это означало? <…> Это была полная капитуляция и только подобие политической независимости».

В течение недели Трехсторонняя комиссия подготовила приглашения полякам, которые были выбраны заранее и должны были приехать в Москву для консультаций. Они собирались прибыть в составе трех отдельных групп: одна состояла из членов Временного правительства в Варшаве, две другие — из польских политических лидеров, которые не входили в действующее правительство, некоторые из них проживали в Польше, а другие за границей. Гарриман и Кларк Керр согласились с мнением Молотова, что комиссии следует встретиться вначале с представителями правительства. Трем группам поляков была предоставлена возможность самим договориться о месте и времени встречи друг с другом.

Советское правительство позаботилось о том, чтобы члены Временного правительства в Варшаве приехали в Москву. Всеми способами оно старалось показать гостям свое дружеское расположение. Когда 13 июня в московском аэропорту приземлился самолет польского президента Берута и его коллег, их встретили не только Молотов с Вышинским, но также и Булганин (секретарь Президиума Верховного Совета), комендант Москвы и другие официальные советские лица. На следующий день все московские газеты поместили на первой полосе сообщение об их прибытии и опубликовали снимки, на которых было запечатлено, как они обходят строй почетного караула. Никакого публичного сообщения не было сделано о приезде и даже присутствии двух других групп.

Среди тех лиц, кто не входил в состав правительства, но был приглашен приехать из Польши в Москву, находился Винценты Витое, лидер Народной партии, наиболее уважаемый польский политический деятель. Витое отказался от предложения. Он объяснил это болезнью, что соответствовало истине. Его отказ стал еще одной причиной, почему глава группы, которая должна была прибыть из Лондона, бывший премьер-министр правительства в изгнании Миколайчик не решился приехать. Его возмутило задержание лидеров польского подпольного движения, которые действовали согласно его приказам, и он предчувствовал, что ему придется пойти на сделку. Отказ Витоса принять участие в консультациях и разделить ответственность за их исход ставил его, казалось, в безвыходное положение в сложной и запутанной польской политике.

Его нежелание отправиться в Москву без необходимых гарантий встревожило Гарримана, американского члена комиссии, который опасался, что без персонального участия Миколайчика и его влияния польские группы не придут к согласию. Замечание Сталина, что Миколайчик «опаздывал на автобус всякий раз и продолжит это делать», было живо в его памяти. Он обратился в Госдеп, чтобы тот поручил послу США в Лондоне сделать все возможное, чтобы заставить Миколайчика изменить свое решение. И Гарриман вместе с Кларком Керром убедили Молотова послать второе приглашение Витосу, одновременно обещав ему провести медицинское обследование и обеспечить ему комфортные условия поездки и отдыха. После того как Витое снова сообщил, что не сможет приехать, приглашение было направлено Кернику, вице-председателю Народной партии.

Сомнения Миколайчика были рассеяны. Черчилль, несмотря на свой мрачный взгляд на ближайшее будущее, убедил его поехать, объяснив, что если он самоустранится, то результаты консультаций оуажутся хуже некуда и не будет достигнуто никакого соглашения, после чего коммунисты будут править в Польше. Премьер-министр обратился к Миколайчику как польскому патриоту, который должен использовать последнюю возможность при принятии решения, кто будет управлять Польшей, и уверил его, что он может рассчитывать на поддержку британцев и американцев. Как вспоминал Миколайчик, премьер-министр закончил свое обращение так: «Если вы не вмешаетесь, в вопросе с Польшей я умываю руки».

15 июня, до того как начались переговоры с поляками, Молотов сказал Гарриману и Кларку Керру, что, по его мнению, трехсторонняя комиссия должна сформировать свою точку зрения, понятную полякам. Кларк Керр возразил на это, что все три группы поляков должны сохранять бдительность. Он сказал, что Молотов, вероятно, не забыл произошедшее в Мюнхене несколько лет назад, когда договор был насильно навязан целому народу против его воли, и что комиссия не должна повторить нечто подобное. Молотов на это дал резкий ответ. Почему английский посол напоминает ему о Мюнхене? «Ни американцев, ни русских не было там, и Чемберлен мертв». Кларк Керр спокойно объяснил, что его правительство было далеко от мысли, чтобы заставить комиссию сделать что-то, что будет рассматриваться как продиктованное решение. Он выразил уверенность, что поляки сами смогут сформировать новое правительство на основе старого, и он верит, что этот народ выполнит свой долг. Гарриман придерживался мнения Керра, но он не заходил столь далеко. Он считал, что его британские коллеги поступают согласно инструкциям, полученным из Лондона, и ограничены в своих действиях. Молотов позиционировал себя как терпимый к мнениям других участник переговоров. Поскольку все три члена комиссии, сказал он, согласны придерживаться принципов ялтинского соглашения (согласно которому правительство в Варшаве должно было стать «основой» нового правительства), он не будет настаивать на обсуждении этого соглашения на первой встрече поляков. Не будет ошибкой предположить, что он знал, что не было никакой необходимости поступать таким образом.

С приездом поляков начался переговорный процесс. Три группы вели между собой переговоры, а комиссия проводила с ними длительные совместные заседания и консультировалась с каждой по отдельности. Отдельные члены комиссии также вели переговоры с каждой группой и со всеми вместе. Потребовалось бы уделить значительное место в книге этой теме, если бы мы подробно остановились на ней. Я всего лишь попытался подытожить основные мнения и пожелания участников переговоров.

Берут, лидер коммунистов и первый президент Польши, и Осубка-Моравский, социалист и первый председатель Временного правительства в Варшаве, торжественно

заявили, что только их правительство имеет поддержку польского народа. Но они уверили Гарримана и Кларка Керра, что ради того, чтобы получить американскую и британскую экономическую помощь и моральную поддержку, они готовы допустить в правительство представителей других групп поляков.

Однако все иные польские представители считали подобное утверждение ошибочным; они были уверены в том, что правительству в Варшаве не доверяют все классы общества — крестьяне, рабочие и интеллигенция. Они были убеждены, что польские демократические партии (Крестьянская, Социалистическая, Христианско-трудовая и Национально-демократическая) имеют большую поддержку и что новое правительство не сможет опираться на народ, пока не обеспечит представительство этих партий согласно их реальному влиянию. Но они признали необходимым, чтобы политика Польши ориентировалась на Советский Союз. Поэтому они соглашались на компромисс, чтобы обрести хотя бы какое-то подобие независимости. Почти все из них надеялись, что Миколайчик будет премьер-министром. Одни говорили, что они будут удовлетворены, если их представителям будет выделено 40 процентов мест в правительстве. Другие рассчитывали на большее