— Дурак! — легонько хлопаю его по лбу, но тут же целую. Сначала в лоб, где шлёпнула, а потом в губы. Стоп! — Подожди! Когда это она обещала тебе … э… оторвать?!

— Яйца? — смеётся негодник, специально дразнит меня и уклоняется от нового шлепка по лбу, поэтому получает тычок в плечо. — Ты и правда не можешь сказать это слово?

— Да ну тебя, — пытаюсь сползти с его колен, но он удерживает меня. — Я серьёзно! За что? Когда?

— Тогда на кухне, пока ты надевала свои чулочки. Просто предупредила, что если я тебя обижу, то она не посмотрит, что я большой мальчик, снимет мои дизайнерские брюки и выпорет мухобойкой, а потом подвесит за яйца на пустыре за школой.

— Господи… Мама! — я закрываю лицо ладонями и не знаю: то ли сгорать от стыда, то ли смеяться. Наверное всё сразу.

— И при этом она медленно намазывала ножом масло на булочку. Жуткая женщина!

Теперь мы уже смеёмся вместе, а потом, вдруг поняв, что жутко опаздываем к восьми часам на консультации по зачётам, вскакиваем и несёмся собираться.

* * *

Перед дверью я очень нервничаю. Даже позвонить маме смелости не набралась, сбросила сообщение только, что приедем с Максимом часа в два.

Максим качает головой и сам жмёт на звонок. При том, что у меня есть ключи.

Мама открывает двери почти сразу, будто стояла в коридоре. Она спокойна, легко улыбается. Обнимает меня, крепко сжимая в объятиях, будто мы не виделись долго, а потом легонько целует в щёку Максима.

Как же быстро всё может меняться в наших жизнях. Вот мы вдвоём с ней, в холодном городе на севере, где ни знакомых, ни друзей. Где всё надо начинать с нуля нам обеим, и не кому помочь. И вот мы снова в знакомом городке, в своей старой квартире, и у нас ещё есть близкие.

Такие вот моменты нужно ценить особо. Когда жизнь даёт тебе понять, что у неё для тебя припасено ещё много хорошего. Того, что стоит ценить.

Не знаю, когда мама успела, но она приготовила свой фирменный домашний пирог с яблоками и… ягодами малины. Вижу, как улыбается Максим, когда она рекламирует свой фирменный рецепт пирога с малиной. Говорит, что очень любит такое природное лакомство. А у меня щёки начинают гореть. Надеюсь, мама не заметит.

Мы обсуждаем нашу победу на конкурсе, мама восхищается талантом Максима, открыто благодарит, что снова заставил поверить меня в танец.

Ларинцев ведёт себя абсолютно спокойно и непринуждённо. Хвалит мамин пирог, интересуется какими-то деталями ремонта, расспрашивает о работе. Удивительно, как легко он может обаять собеседника. Как в порядке вещей, обнимает меня за плечи, словно мы семейная пара вот уже лет десять. Это смущает меня перед мамой. И мне кажется, он это прекрасно осознаёт и делает специально, подчёркивая, что ничего сверхъестественного в этом нет.

Маме звонят с работы, и она просит нас немного подождать, потому что это срочно.

— Нинуль, ты бы могла Максиму показать свои фотографии со спектаклей.

— Не думаю, что они будут ему интересны…

— Да ну прям уж! Ещё как будут. Пошли!

Ларинцев встаёт из-за стола и тащит меня в сторону коридора, оставляя маму на кухне за телефонным разговором.

— Показывай давай, где твоя девичья неосквернённая обитель.

Он в игривом настроении, но сейчас мне хочется снова стукнуть его по лбу. Только сильнее. Потому что мне кажется, что он только что в рупор произнёс свою пошловатую шутку.

Пропускаю его в свою комнату и прикрываю дверь.

— Вот она — моя обитель, — улыбаюсь. — Не шибко роскошная. Да мы тут с мамой и не жили последние два года.

Не хоромы, конечно, по сравнению с его квартирой. Я уж молчу по поводу родительского дома. Не была там, но представляю, насколько он роскошен. Но надо отдать должное Ларинцеву, я никогда рядом с ним не ощущала этой социальной разницы. Возможно в характерах, круге общения, но не в деньгах. Никакого бахвальства, неоправданного сора деньгами, нарочитого акцента на своей обеспеченности. Да, его вещи дорогие, машина, наверное, стоит столько, сколько мама и за год не зарабатывает. Да какой там за год. За пять! Но рядом с ним ты не чувствуешь себя в этом плане ущербной.

— Здесь уютно.

Ларинцев разглядывает полки с фотографиями со спектаклей, которые мама снова выставила, хотя я и просила спрятать их подальше. Наградные кубки. Пробегает пальцами по корешкам книг, а потом останавливается на одной из них.

— Обожаю Гарри Поттера, — Максим раскрывает самую зачитанную четвёртую часть, пролистывает несколько страниц. — Наверное мы сейчас должны обсудить что-то типа «Гордость и предубеждение», как герои популярных любовных романов, но мне больше по нраву история про мальчика-волшебника. Ты как?

— Да, действительно, лучше обсудим его, — смеюсь в ответ, пытаясь отобрать книгу.

— Как думаешь, у них было заклинание, по которому на человеке в секунды испарялась одежда?

— Чего?

Максим аккуратно защёлкивает замок на двери и подходит ближе.

— С ума сошёл? — пячусь назад, пока не упираюсь спиной в письменный стол. — Ты что делаешь?

— А ты как думаешь? — Максим обхватывает меня за талию и прижимается всем телом, пуская сразу сотни искр мне под кожу. Ведёт носом по шее, зная, как сильно я реагирую на эту ласку. — Думала, зачем я сюда ехал? Хочу опорочить твою девственную обитель.

— Да ну тебя, — пытаюсь увернуться, но получается с трудом. — Максим, там моя мама в нескольких метрах. Пожалуйста, прекрати.

— Она занята.

— Но она же не оглохла, и вдруг…

Приходится замолчать и закусить губу, чтобы сдержать вскрик, потому что Максим резко разворачивает меня к себе спиной и заставляет опереться руками на стол.

— Тише, Малина, — горячо шепчет мне в шею сзади с интонациями, которых я раньше ещё не слышала, но которые стягивают внутри такой тугой узел, что становится больно. — Знаешь, как мне хотелось сделать вот так тогда, когда я был у тебя дома в прошлый раз? Чуть мозг не оплавился. Хотелось оттащить тебя обратно в твою комнату, задрать это чёртово малиновое платье…

Не успеваю и дёрнуться, как проворные пальцы дёргают замок моих джинсов и спускают их вместе с трусиками почти до колен.

— Развести твои ноги в чёртовых чулках…

— Ты что же творишь, Максим? Мм…

Я закрываю одной ладонью рот, а второй вцепляюсь в край стола, потому что в меня проталкиваются его пальцы. Мне совершенно не больно, а пикантность ситуации подстёгивает, и уже через несколько движений его рука становится слишком влажной. И тогда им на смену приходит совсем другое ощущение.

Максим своими ступнями расталкивает мои шире и глубоко одним толчком входит, выбивая воздух из груди.

— Дети, я убегу ненадолго! — слышится из коридора мамин голос, повергая меня в пучину паники. — Нужно передать учётный журнал Татьяне. Минут через десять буду, вы только не уезжайте.