терять специально обученных минеров-подрывников?

— Сейчас особый случай.

— Хорошо, дорогой гость, я пошлю людей на перевал ставить мины. Я сам пойду с ними. Но задержать русских в долине не в наших силах.

— Очень прошу тебя, Сулейман, остаться здесь и руководить всей операцией. Никто не знает лучше тебя людей и местные условия. У тебя есть рация?

Сулейман ответил помедлив, поколебавшись:

— Радиостанция неисправна.

Махмат понял, что с радиостанцией все в порядке, но Сулейман, как и многие моджахедины, не хочет ее использовать. Не только из-за боязни, что противник запеленгует передачу, определит местонахождение отряда. Перейдя границу, оказавшись в Афганистане, моджахедины получали самостоятельность, действовали по своему усмотрению, избегая столкновений с войсками. А будешь поддерживать связь с Центром, тебе навяжут невыгодные, опасные дела. Если приказ получен, его надо выполнять. Так лучше не получать.

— Эти радиостанции… — притворно вздохнул Сулейман. — В походе они ломаются, а у радистов нет опыта.

«Ты хитер, но меня не проведешь!» — подумал Махмат. А вслух сказал тоном, не терпящим возражений:

— Радиограмму мою отправить сегодня!

— Мы попробуем, — усмехнулся Сулейман. — Мы поищем возможность.

На несколько секунд он снял свои большие темные очки, и Махмату показалось: где-то видел этого человека! Или очень похожего? И я видел недавно. Но при каких обстоятельствах? Широкие прямые брови. Малоподвижное, с резкими чертами лицо хазарейца…

— Что в машинах? Что везут русские? — спросил Сулейман.

— Рис, — коротко ответил Махмат, продолжая напряженно припоминать: где? когда?

— Только и всего? — не скрыл разочарования Сулейман. — Это не военный груз. Мои люди будут огорчены. Что нам за это заплатят?

— Ошибаешься. У русских очень опасный груз. Обещаю, что за каждую уничтоженную машину вы получите, как за бронетранспортер.

— Я передам это обещание минерам и скажу, чтобы они постарались.

— Скажи, — согласился Махмат. И спросил неожиданно: — Кто твой отец?

— Отвечать не обязательно? — насторожился Сулейман, — Я же не интересуюсь, дорогой гость, твоим настоящим именем.

— Ты учился и Кабуле? Тебе помогал старший брат? — напористо продолжал Махмат, по недоумению, по растерянности молодого человека видя, что не ошибся.

— Мы поговорим об этом, если вернемся туда, — показал Сулейман и сторону Пакистана.

— Можно и так, — удовлетворенно произнес Махмат, чувствуя, что упрочил свое положение. — Теперь ты понял: я знаю гораздо больше того, чем ты предполагаешь. И чтобы избежать ошибок, во всем слушай меня.

— Хорошо, — согласился Сулейман, но голос его прозвучал раздраженно и глухо.

«Он с нами до первого резкого поворота, — решил Махмат и, ведя разговор, не переставал думать о собеседнике: — Отец его, конечно, дехканин, в лучшем случае дуканщик. Старший брат сумел получить образование, поднялся над своим кругом. Он — гордость семьи. Заботился о младшем. Работал за двоих, а младший рос баловнем. Ему все прощалось… Учиться в Кабуле нелегко, денег мало, а без них нет удовольствий. Протянул год-другой. Кто-то предложил хороший заработок. Вроде бы за пустяки. Листовки спрятать или патроны. Запутался в долгах. Пригрозили разоблачением, переправили в Пакистан. Образованные люди там очень нужны. А молодой человек оказался сообразительным, практичным…»

— Радиограмма в Центр и минеры на перевал — это немедленно! — распорядился Махмат. — Две группы ночью выдвинуть к дороге. Пусть ведут наблюдение. В случае необходимости обстреляют и задержат колонну. Наш командный пункт здесь. Я сказал все!

Сулейман четко повернулся, как настоящий военный, и вышел из хижины. Теперь он сделает, что требуется, — Абдул Махмат был в этом уверен.

4

Медицинские сестры Павлина Павленко и Антонина Рамникова считали себя старожилами военного городка. Еще бы! Прибыли сюда, в Афганистан, еще в прошлом году. Теперь-то медики в сборных домах разместились, с водопроводом и электричеством, а тогда были большие палатки, отапливаемые железными печурками. Не очень согреешь такую палатку зимней ночью, когда дует с далекого Гиндукуша ледяной ветер. В бочке вода замерзала. Девушки не ныли, не жаловались. Добровольцами ведь приехали. Думалось, ждут их выдающиеся события, подвиги, но здесь была почти та же самая работа, что и в обычной больнице. Травмы, ожоги, переломы. Только пациентов поменьше, да все сплошь молодые парни, неохотно воспринимавшие осмотры, лечебные процедуры. Однако привозили и раненых, чаще всего пострадавших от мин, и тогда девушки трудились, забывая о времени.

Весной в военном городке впервые устроили танцы. При острейшем дефиците представительниц прекрасной половины рода человеческого девушки вынуждены были танцевать, не считаясь с усталостью. Легли спать позже обычного. А среди ночи их разбудили — срочно потребовалась помощь. Наскоро умывшись, Павлина и Тоня отправились по вызову в операционную. У худенькой хрупкой Антонины слипались глаза, рослая и выносливая Павлина за руку вела подругу через плац.

Вошли в ярко освещенный операционный блок — и сонливости как не бывало! На столе, на белой простыне, лежала афганская девочка, не подававшая признаков жизни. Ее нашли разводчики в далеком кишлаке, в полуразрушенном доме, рядом с мертвой, изувеченной взрывом женщиной. На правой руке девочки были отсечены пальцы. Четыре (кроме большого) — по самое основание. Афганский фельдшер, оказавший ей первую помощь, остановил кровотечение, обработал рваные осколочные раны на бедре. Советские вертолетчики быстро доставили девочку в город, ее отвезли в больницу. И там обнаружилось самое опасное — проникающее ранение живота. Не нашлось медика, который взялся бы оперировать едва живую пациентку. Не делали в той больнице сложных операций. И тогда обратились к советским хирургам.

Рентген — мгновенно. Подготовка к операции — считанные минуты. Трое врачей перекинулись несколькими фразами. Медсестры заняли свои места. Но едва сделан был первый разрез, анестезиолог доложил: давление минимальное. Срочно нужна кровь.

— Этой группы у нас нет, — сказала Павлина Павленко. — Возьмите мою.

— Или мою, у нас одинаковая, — торопливо произнесла Антонина.

— Хорошо. Прямое переливание! — распорядился хирург.

Четыреста граммов крови сотворили чудо: восковые щеки девочки порозовели, шевельнулись густые черные брови.

Через три часа извлечены были осколки и предстояло обработать, зашить раны. Девочке сделали второе переливание. На этот раз донором стала Тоня Рамникова.

Утром, когда девочка была отправлена в реанимационное отделение. Павлина и Тоня, вернувшись в свою комнату, поставили на плиту чайник. Павлина сказала:

— А знаешь, мы с тобой теперь родственники. Две мамы одного ребенка…

Так появилась у них общая «дочка». Смуглая большеглазая, с резкими чертами лица, первое время пугливая и молчаливая. Даже когда разговаривал с ней специально приглашенный для этого афганский офицер — переводчик, пытаясь узнать, откуда она, кто родители, девочка отвечала односложно, укрываясь за широкой спиной Павлины, присевшей на ее кровать.

Все свободное время девушки по очереди проводили возле своей «дочки». Выходили ее. С помощью замполита разведроты Тургина-Заярного, знавшего местный язык, выучили