крепко нажал на художественную литературу. Танцами увлекся. Бальные осилил — это ли не шик! А по военным наукам (они ему особенно нравились) вообще шел одним из первых на курсе.

Полюбив воинскую службу, Василий Вострецов снисходительно поглядывал на студентов, на гражданских парней. Настоящим мужчиной может быть только военный. Кадровый офицер знает и умеет все: разбирается и в искусстве, и в самой современной технике. Может подолгу находиться в лесу, в пустыне, под дождем, на морозе. Надо — он строитель. Надо — отличный стрелок. В любой обстановке постоит за себя. А тут явился в разведроту мешковатый, молчаливый лейтенант с университетским значком: ни внешнего вида, ни командирского голоса. В штаб бы его или в политотдел. А насчет того, что языки знает, — еще посмотреть надо. Сержант Ширинбаев, из Таджикистана товарищ, с обязанностями переводчика худо-бедно справлялся, хоть и без диплома. К тому же отличный командир бронетранспортера.

В армии, конечно, сослуживцев не выбирают. Прислали — надо взаимодействовать. Первое время Вострецов с замполитом почти не разговаривал. Лейтенант тоже редко обращался к Вострецову. Присматривался, беседовал с людьми. Через неделю, наверно, произошел один случай. У бронетранспортера заглох двигатель. «Колдовали» над ним безуспешно три водителя. Вострецов поторапливал.

Подошел Тургин-Заярный, аккуратно снял фуражку, отдал ее солдату, попросил одного из водителей подвинуться, протянул руку с длинными, как у музыканта, пальцами.

— Товарищ лейтенант, не замарайтесь, — с плохо скрытой иронией произнес сержант Ширинбаев. — Мы уж как-нибудь сами.

Бойцы затихли. Вот сказанул сержант! Интересно, что ему замполит ответит?! А Тургин-Заярный словно не уловил насмешки. Тщательно вытер ветошью пальцы, ответил:

— Спасибо, товарищ сержант. Верно, причина такая, что ее обязан устранить водитель без посторонней помощи.

Слышавший все это Вострецов мысленно одобрил тогда поведение замполита. Правильно поступил лейтенант. Без крайней необходимости не следует офицеру подменять подчиненных. Пусть думают и работают сами.

Текли дни. Лейтенант вместе с ротой выходил на задания, занимался всем тем, чем положено заниматься замполиту, особенно заботился о досуге, об отдыхе солдат и сержантов. Организовал выпуск фотогазеты. И хоть времени было в обрез, начал готовить вечер «Представляюсь коллективу». Пусть каждый боец роты выступит перед товарищами. Один песню спеть может, другой на гитаре сыграть, третий собственные стихи прочитает, четвертый спляшет, пятый фокус покажет… Интересно ведь, когда твой товарищ по службе откроется вдруг с совершенно новой стороны.

Дела у замполита вроде бы шли неплохо, но все же он еще не стал своим в роте, не тянулись к нему люди. Продолжало влиять отношение командира. Это ведь Вострецов сказал про намеченный вечер: «Поменьше бы художественной самодеятельности, на обслуживание техники часов не хватает». «Люди целый день на занятиях, им разрядка нужна», — ответил замполит.

В июле потребовалось как-то доставить на дальнюю точку двух корреспондентов, а заодно и почту. Маршрут был не только опасный, но и трудный, с крутыми подъемами и спусками. Вострецов получил приказание отправить боевую машину и бронетранспортер. Старшим обязательно должен быть офицер. Скрепя сердце назначил старшим Тургина-Заярного и при этом опять разозлился на него. Новичок ведь, заволновался бы, расспросил, что да как. А замполит воспринял распоряжение с полным спокойствием. «Марку держать умеет», — подумал Вострецов.

Первая половина пути прошла благополучно. Тургин-Заярный доложил по радио: все в порядке, готовимся в обратную дорогу. Оставив на точке корреспондентов, взяли там несколько бойцов, отслуживших срок. И вот после длительного крутого спуска боевая машина пехоты, двигавшаяся головной, вдруг остановилась. А местность очень даже подходящая для бандитов. Высокий кустарник, глыбы камней.

— Ширинбаев, помогите водителю, — приказал лейтенант, а сам быстро организовал охранение, выдвинул на опасные участки парные дозоры. Затем поспешил к БМП.

— Что случилось?

— Заклинило бортовую передачу, — доложил водитель.

И Ширинбаев поддержал: точно заклинило.

— Подробности, — потребовал замполит. — Припомните пожалуйста, как все было.

Водитель рассказывал поспешно, волнуясь. Машина закапризничала, сделалась вдруг непослушной, из-за ребристого листа показался дым.

— Стоп! — прервал Тургин-Заярный. — Oткиньте лист.

— Зачем, товарищ лейтенант? — удивился Ширинбаев. — Бортовая передача…

— Это не передача, — прервал замполит. — Думаю, зажаты тормозные ленты. Давайте посмотрим.

Тургин-Заярный сам занялся регулировкой. Работал он настолько привычно и быстро, что Ширинбаев не переставал удивляться: откуда такая хватка у лейтенанта? И когда замполит распорядился: «Закройте лист. По машинам!» — сержант пробормотал смущенно:

— Простите меня, товарищ лейтенант!

— За что?

— За ту шутку глупую, когда советовал не замараться.

— А-а, — усмехнулся замполит. — Забыто, Ширинбаев. Полностью. Понятно?

— Так точно! — повеселел сержант.

Случай этот, разумеется, стал известен всей роте. Бойцы поглядывали на лейтенанта с уважением. Определить такую неисправность в полевых условиях способен далеко не каждый. Даже Вострецов, не удержавшись, высказал Тургину-Заярному свое одобрение:

— Молодец, лейтенант! А я, знаешь, не сообразил бы. Не сразу, во всяком случае… Конечно, после спуска… Ты этот, гуманитарий, а сработал как технический специалист.

— У гуманитариев кругозор шире, — не без иронии произнес Тургин-Заярный.

— Зато у технарей знания глубже в своей области.

Вострецов не заметил, как перешел в разговоре на «ты», будто с давним приятелем. А замполит сразу уловил доверительно-дружеский оттенок, ответил тем же:

— Прежде чем звездочки на погоны дать, учили меня кое-чему. А раньше, понимаешь ли, автоспортом увлекался. В гонках участвовал, разряд у меня.

— Чего же молчал?

— А ты спрашивал?

— Верно, — признался ротный, — однобоко я на тебя смотрел.

— Ты и сейчас однобоко смотришь. В твой стереотип политработника я не укладываюсь, а потому раздражаю тебя. Но привыкай. Люди ведь все разные.

После этого разговора начал таять ледок между командиром и замполитом. Вострецова одолевало любопытство: что за человек этот Тургин-Заярный?

— Слушай, ну и фамилию ты себе отхватил! — полушутя сказал он однажды, когда остались вдвоем в ротной канцелярии.

— Какую? — чуть пожал плечами лейтенант.

— Ну, это… — щелкнул пальцами Вострецов, — очень роскошную. Из дворян, что ли?

— Среди дворян, кстати, было немало революционеров, — как школьнику, пояснил Тургин-Заярный. — В том числе и большевики, создатели нашей партии.

— В учебниках читал. Мне про тебя знать интересно.

— На какой предмет?

— В разведку, может быть, на смерть, вместе пойдем.

— Это аргумент, — согласился замполит. — Мой прадед, получивший эту двойную фамилию, был офицером. Похоронен, кстати, в Бухаре. Мой дед, штабс-капитан, погиб в пятнадцатом.

— Ого! — Рука Вострецова потянулась к затылку.

— Отец в сорок первом командовал батальоном. Кстати, разведывательным батальоном. Знал немецкий и польский. После второго ранения списан по чистой.

— Ну, а ты что же? С таким, понимаешь, наследством в шляпе ходил?

Удивление командира роты было настолько искренним, что Тургин-Заярный не удержался от улыбки:

— Кстати, сейчас я здесь. Где стреляют.

— А ведь точно, — произнес Вострецов уважительно. — Ты что же, прямо из университета к нам?

— Нет,