Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конечном итоге через депутатство В. Долгих нам удалось решить вопросы строительства школьного комплекса в Раздольном, ряда объектов промышленного назначения и приобрести строительные материалы за счет Норильского комбината, в частности, завезти кирпич для строительства спортзала в Мотыгино. А вот добиться снятия запрета на строительство из кирпича жилья и объектов соцкультбыта так и не смогли, поскольку по Госплану СССР наш район находился в зоне затопления будущих ГЭС.
Вообще, мне кажется, что испокон веков существует дурь, что в России из дерева строить выгодно, и пренебрегали каменным строительством, хотя статистики подсчитали, что от пожаров деревянных строений наносится непоправимый ущерб. Получается, что один раз в тридцать лет сгорает вся Россия. Даже взять по Мотыгинскому району: за десять лет сгорели Дом культуры в Раздольном, прекрасное было здание, недавно построенный районный Дом культуры в Мотыгино, объекты хозяйственного назначения, комбинат бытового обслуживания, детский сад, да мало ли объектов сгорело, от них не осталось даже фундамента. А мы опять строим из дерева.
Я в свое время проехал поездом и автобусом от Красноярска до Рима через Крым, Польшу, Германию, Австрию и всюду смотрел в окно. И вот как только кончается территория Белоруссии (Брест), я не увидел ни одного деревянного жилого дома, надворных построек и так называемых заплотов и штакетников из деревянных плашек. Наверное, поэтому каменные и кирпичные дома стоят столетиями и не рушатся, а здесь построят дом, и через три-четыре десятка лет ему нужно делать капитальный ремонт, и требует он почти таких же затрат, как построить новый. В деревянном доме невозможно в надлежащем виде содержать сантехнику. И вот так всю жизнь россияне жили во временных домах, и никто не научит их, как и из чего нужно строить объекты на века.
В.И. Долгих в нашем избирательном округе избирался и повторно, уже будучи первым секретарем Красноярского крайкома партии. Приезжал к нам с целой свитой, но второй раз уже не поехал по району, а побывал только в райцентре. Было лето, кругом зелень, было чисто в поселке, прибрались, величавая Ангара – ему у нас очень понравилось. После встречи с избирателями он намеревался сразу улететь в Красноярск, но от наших уговоров не устоял, пошел с нами пообедать, где было все, чем располагали, в том числе был зажарен поросенок. С нами он общался свободно, о политике не говорили. Его угощали женщины, и он не удержался и высказал в их адрес приятный комплимент, сказал, что много раз бывал за границей, но красивее наших женщин нигде не встречал. Ему наша летняя природа так понравилась, что обещал когда-нибудь на пару дней приехать к нам отдохнуть, но больше он Мотыгино не посетил. Правда, я ему написал письмо в Москву, где он был уже секретарем ЦК КПСС, напомнил ему об обещании приехать к нам, но это был уже другой человек. С Долгих у меня потом будет много встреч.
Приезжал к нам в район и председатель Красноярского крайисполкома Николай Федорович Татарчук. Мы с ним объехали все доступные населенные пункты. Везде его встречали с интересом и доброжелательностью. В конце поездки он попросил меня собрать людей для беседы. Зал Дома культуры был заполнен, как говорится, под завязку. Было много вопросов, а одна женщина напомнила гостю, что население района плохо обеспечивается мясом. Тогда Николай Федорович спросил:
– Кто сегодня не ел мясо, поднимите руки.
Никто рук не поднял. Вот так у нас в районе и стране свободной продажи мяса в магазинах не было, но каждый житель его где-то доставал – кто сам производил, кто по блату доставал у торгашей, в столовых, куда обязательно поступало мясо, торговали и на рынках.
Живя на Ангаре, я все-таки уговорил приехать к нам в гости своих родителей, маму и отца. Мама никогда не ездила далеко от дома, если не считать тридцатые невольные годы. Тем более к нам надо лететь было самолетом, но мы ее все-таки уговорили набраться храбрости – сесть в него, и ей понравилось. Перелет она перенесла хорошо. Родители у нас прожили пару недель, и им очень понравилось на Ангаре, природа здесь лучше, чем в Абакане, но на Саянские горы не сменяли бы, там была малая родина. Отец был удивлен, как у нас выращивают помидоры и огурцы в открытом грунте на островах в пойме Ангары. Несколько раз проводил у нас отпуск и мой брат Василий, врач, работающий в Донбассе. Такой рыбалки, как у нас, он не видел. Там рек хороших нет, а все закрытые озера, ставки, да и из рыбы у них в основном карп. Но рыбак он заядлый. В общем, всем моим знакомым, друзьям и родным ангарские места очень понравились, но жить постоянно никто не соглашался.
Народно-хозяйственные дела в районе шли неплохо, с государственными планами мы ежегодно справлялись, строились, развивались. Жизнь людей, как нам тогда казалось, с каждым годом улучшалась и у нас, и по стране, и мы привыкли к этому. За границу не ездили и сопоставить свою жизнь с заморской не могли. А туристические поездки, которые совершались, шли выборочно, путевки выделяли так называемым проверенным людям и по характеристикам общественных организаций и руководства предприятия (треугольники). И о чем они могли говорить народу? Что там лучше? В чем их достижения? Да, мы знали, с чего начали жить и работать после той страшной войны и тяжелых людских потерь в ней. Но ведь постепенно выкарабкались из нужды, стали лучше питаться и одеваться, получать новые квартиры. Это было без агитации видно, и люди ценили это. И в то же время мы, районные руководители, видели, что нас в глубинке обдирают, ущемляют в материальных благах, все больше доходов производства идут в центр, а нам остаются лишь «ошметки».
Мы в районе жили почти натуральным хозяйством. К нам в основном завозили муку, сахар и соль, большое количество водки, немного вина и