Наверное, чтобы снять психологическое напряжение в зале, ведь в практике партийной жизни края таких бурных дебатов еще не было.

После перерыва продолжилось обсуждение отчетного доклада. Слово предоставили Полине Георгиевне Макеевой, секретарю крайкома партии по идеологии, кандидату исторических наук. Она пыталась ответить Колониченко на его критику руководства КПСС с марксистско-ленинских позиций и доказать, что культ личности и авторитет личности – не одно и то же, и она не видит в деятельности Политбюро отступлений от ленинских норм партийной жизни. Но это у нее получалось глуповато, было рассчитано на безграмотных людей.

За Макеевой выступил Василий Николаевич Увачан – первый секретарь Эвенкийского автономного округа, доктор исторических наук. Его выступление в зале тоже поняли как попытку осудить первых двух ораторов за необоснованную критику в адрес руководства КПСС. И «на закуску» вывели на трибуну директора Норильского комбината В.И. Долгих, который стал наводить критику на Колониченко – что он плохо занимается обустройством населенных пунктов своего округа, в частности г. Дудинки, якобы не осваивает средства, которые комбинат выделяет на строительство.

Дальше все пошло как обычно, как всегда проходят подобные партийные мероприятия.

Но этот «бунт на корабле» дорого обошелся его зачинщикам. Колониченко уже до следующей краевой партконференции не доработал, незаметно был отправлен на пенсию и уехал из края, а Чернов тоже вскоре был освобожден от занимаемой должности и отправлен на пенсию. Критикуемый замзаворготделом крайкома КПСС А.А. Яковенко был переведен на работу в крайисполком в качестве его секретаря.

В середине 60-х годов в Москве проходил съезд геологов. Я на него не избирался, но в то время находился в Москве, там в ЦК повстречался с А.М. Портновой, и она меня пригласила на этот съезд, организовала для меня приглашение. Я тогда в первый раз оказался среди высокой общественности геологической отрасли СССР, там тогда собрался весь цвет советской геологии.

Съезд проходил в Колонном зале Дома Союзов. На съезде с большим докладом выступил министр геологии Антропов. Ему было что сказать – достижения геологии были огромны, только что открыты Западно-Сибирская нефтяная провинция, норильский Талнах, якутские алмазы и многое другое. Но меня заинтересовали выступления двух геологов – прежде всего, отца нефтяной геологии того периода академика Наливкина. Причем выступление пожилого человека было весьма простецким. Он свое выступление начал с того, как он еще молодым геологом в начале века пришел на бакинские нефтяные промыслы, и слышал тогда от промысловиков, что запасов нефти на Первом Баку хватит России на сотню лет. Но жизнь, научно-техническая революция так бурно прошли по миру, что вот прошло немногим больше пятидесяти лет, а уже на Каспии отработано месторождение Баку-1 и половина месторождения Баку-2. Поэтому нужно думать не только об открытии новых месторождений, а как разумно и экономно использовать разведанные запасы и ресурсы, всегда помнить, что минеральные ресурсы невосполнимы.

На съезде был представлен доклад ЦНИГРИ золота. С ним выступил доктор г.-м. наук Воларович. И он в нем от института вынес вердикт Енисейскому золоторудному району как региону ограниченных перспектив. Это его заключение потом в течение десятилетия служило обоснованием Мингео СССР о выделении ограниченных средств на проведение геолого-разведочных работ на золото нашему Красноярскому геологоуправлению. Я еще к этой проблеме вернусь. А этот съезд для геологов Советского Союза был первым и последним.

В КПСС, несмотря на то что менялись программы и уставы партии, повседневная жизнь и устоявшиеся каноны не пересматривались и были законсервированы. Сохранялся тот же принцип индивидуального приема в партию граждан Советского Союза, признающих программу и устав партии и желающих быть активными участниками коммунистического строительства в СССР. Обычно прием шел через комсомол. Но по возрасту было и исключение. Нужно было обязательно иметь рекомендации двух членов партии, знающих рекомендуемого не менее одного года, и одну от комсомольской организации. А если выбыл из комсомола или вообще в нем не состоял, то нужно было иметь три рекомендации от членов партии.

Поскольку все-таки считали, что наше общество является классовым, то и предпочтение для приема в партию было представителям рабочего класса и крестьянства. И сверху было дано негласное указание, чтобы более пятидесяти процентов принимаемых в партию были из этих сословий, и преимущество опять для ведущих рабочих профессий. Для представителей интеллигенции, которые обычно рвались в партию, действительно, были ограничения, особенно для служащих учреждений, хозяйственных и советских органов. Осуждался и метод форсирования приема в партию в некоторых партийных органах. Говорили, что не надо засорять свои ряды случайными людьми, авантюристами, которые лезли в партию ради своих корыстных интересов. И как сейчас видим, этот принцип отбора не соблюдался, и чем это кончилось для КПСС, все сегодня знают. Каждый коммунист, состоя в партии, должен был работать в своей первичной организации, а не только числиться, платить членские взносы и посещать собрания.

Вся эта процедура приема в партию считалась очень ответственным моментом в жизни коммуниста. Ведь он брал на себя высокую ответственность, тем более партия была руководящей в обществе, практически государственной. Таким образом, человек давал государственную клятву на верность Отечеству. И некоторые вступающие в своих заявлениях в партию писали, что они будут верно служить марксистско-ленинскому учению, что если нарушат это правило, то будут нести ответственность по всем требованиям партии. И сегодня хотелось бы спросить всех этих отщепенцев Горбачевых, Ельциных, Яковлевых и тысячи им подобных, как они себя чувствуют в моральном плане, ведь они нарушили клятву, как солдаты вооруженных сил, клялись верно служить своему Отечеству, и если нарушат присягу, понесут наказание по всей строгости советских законов. Надо опубликовать заявления этих «перевертышей», когда они вступали в КПСС, и спросить, когда они были честными – тогда или сейчас.

Да, существовали ограничения для приема в партию по социальному положению, для тех, кто привлекался к уголовной ответственности, сидел в тюрьмах и лагерях, на них запрашивались разного рода справки, и только после тщательного рассмотрения дел могли рассматривать их прием в партию. Во времена Сталина еще существовали негласные ограничения приема в партию людей, родители которых были репрессированы по политическим мотивам в тридцатые-сороковые годы по линии НКВД, находились на оккупированных территориях, в плену у немцев и т.д. Но при Брежневе, хотя проверка этих людей была, ограничения как такового для приема в партию не было.

Сейчас можно услышать, что в партию не принимали евреев. Это просто чушь, по нескольким мотивам. Первое – ну разве можно евреев куда-то не допустить, ограничить доступ? Ведь если есть любая щель, еврей туда пролезет и протащит за собой еще нескольких. Когда