Грюнциг родился в Дрездене в 1939 г. Он не был таким дерзким малым, как Форсман, и уж тем более таким брюзгой, как Сонс. Он был художником – вроде режиссера авангардных инди-фильмов. Он был чародеем, «мастером останавливать мгновения», красавцем с колоссальным чувством стиля, которое ощущалось, возможно, сильнее всего, когда он находился в лаборатории катетеризации[304]. По описанию коллеги во время процедур «его шапочка была сдвинута набок – так он будто заявлял всему миру, что привык бросать вызов любым жизненным трудностям»[305]. Его «великолепные руки», по словам другого сотрудника, были «большими, сильными, выразительными, красивой формы. Даже когда они были скрыты под хирургическими перчатками, в них чувствовался характер».

Отец Грюнцига, метеоролог, пропал без вести во время Второй мировой войны, и мать растила их с братом одна[306]. После непродолжительной эмиграции, поближе к родственникам в Аргентину, семья переехала обратно в Германию, в Лейпциг, но вскоре Грюнцигу пришлось оставить мать в Восточной Германии, откуда он уехал буквально перед возведением Берлинской стены и закрытием границы.

После Грюнциг ненадолго переместился в Лондон, где проводил исследования, посвященные организации здравоохранения, но затем объектом его интереса стал атеросклероз. Грюнцигу показался «любопытным» комментарий одного из пациентов, который спросил, нельзя ли избежать медикаментозного лечения и шунтирования, просто «прочистив» заблокированные артерии, «как сантехник чистит трубы проволочными щетками». Вдохновляясь отчасти работой радиолога Чарльза Доттера, которую тот проводил в Орегоне, Грюнциг решил найти средство, как уменьшить вызванные атеросклерозом заторы в артериях. Он начал с того, что стал вводить катетеры в пораженные сосуды и буквально проталкивать бляшки дальше, открывая проход почти так же, как это делают сантехники. Сперва он опробовал эту процедуру на пораженных артериях в ногах пациентов, но, хотя результаты были впечатляющие, начальство Грюнцига было «недовольно тем, что больные артерии травмируются катетером, который насильно проталкивают через место сужения».

И вот тогда Грюнцигу пришла мысль о том, что, возможно, было бы лучше вдавить бляшку в стенку сосуда, как бы оставив «след на снегу». Затея была рискованная: кровеносные сосуды очень хрупкие, так что слишком сильное давление изнутри может их разорвать и вызвать катастрофическое кровотечение. Но если давление на бляшку будет недостаточным, процедура окажется бесполезной, поскольку преграда либо не будет устранена, либо вскоре появится снова. Грюнциг решил, что добьется нужного эффекта, если сумеет ввести в сосуд маленький баллон и затем надуть его внутри. Баллоны должны были быть такими тоненькими, чтобы их можно было вставить в артерии 3 мм шириной, но достаточно крепкими, чтобы раздвинуть стенки сосуда. Дочь Грюнцига, которая все детство ела за тем же столом, за которым отец трудился над своими разработками, выросла с ощущением, что эти баллоны ее братья-близнецы.

Потребовались сотни экспериментов и модификаций, бесчисленные ночи и выходные дни, проведенные за работой, помощь инженеров, химиков и других специалистов, прежде чем Грюнциг наконец придумал похожий на сосиску баллон, который можно было бы надуть тонким катетером. Прежде чем приняться за сердце, он опробовал свое изобретение на относительно более безопасном объекте. Фрица Отта, мужчину 67 лет, мучили сильные боли в ноге, вызванные закупоркой крупной бедренной артерии. Грюнциг, по свидетельствам очевидцев, целый час объяснял Отту суть процедуры и 12 февраля 1974 г. провел ему первую баллонную ангиопластику. Он ввел ему в артерию баллон через разрез в области паха и надул его в той части артерии, которая была сильнее всего сужена, а потом повторял эту процедуру на других заблокированных участках до тех пор, пока артерия не приобрела на рентгеновских снимках относительно здоровый вид. Так эта процедура была проведена впервые – и примерно так же она проводится и сегодня, больше чем 40 лет спустя. Фриц Отт, которому в противном случае грозила ампутация, вышел из больницы на своих двоих.

Вдохновленный своим успехом, Грюнциг решил взяться за сердце. Он разработал особые катетеры, специально для коронарных артерий, и сначала протестировал их на собаках со сдавленными коронарными артериями. Он наблюдал, как проволочные петли, сдавливающие артерию снаружи, раскрываются под давлением баллона, который надувается изнутри. Представляя свое изобретение на конференции в Майами, он, конечно, надел помпезный галстук-пластрон. Спенсер Кинг, кардиолог и преподаватель Университета Эмори, тоже представлял там результаты своих исследований, когда один коллега посоветовал ему сходить на презентацию Грюнцига.

Позже, в нашем с ним разговоре, Спенсер Кинг признался мне, что сказал тогда Грюнцигу: «У вас ничего не получится».

Но Грюнциг и дальше демонстрировал поразительное упорство: вернувшись в Цюрих, он принялся тестировать свой метод на пациентах под наркозом, которым проводили АКШ. Убедившись, что метод работает, он наконец нашел молодого человека, который, по его мнению, стал бы идеальным испытуемым для его новой процедуры[307]. 37-летний страховой агент Адольф Бахманн страдал тяжелой стенокардией, и ему собирались провести АКШ из-за всего одного сужения в передней межжелудочковой артерии. Вечером накануне запланированного АКШ Грюнциг пришел к нему в палату и подробно, с иллюстрациями, объяснил разницу между АКШ и той процедурой, которую надеялся провести. «Он признался, что никогда раньше не проводил ее человеку, – сказал Бахманн в интервью. – Я должен был стать первым в мире, кому сделают эту операцию!» Разъяснения Грюнцига были такими внятными и убедительными, что Бахманн был «на 100 % убежден, что она [ангиопластика] пройдет успешно!»[308].

Когда Грюнциг начал процедуру, воздух в операционной, куда набилась целая толпа народу, буквально зазвенел от напряжения. Через разрез на правом бедре Грюнциг ввел Бахманну в бедренную артерию длинный пластиковый катетер. Он продвигал катетер все дальше, до слияния артерии с аортой, провел катетер по грудной аорте и дальше по ее дуге до устья левой коронарной артерии. Рентгеновский аппарат фиксировал каждое мгновение. Но самыми важными должны были стать те секунды, когда Грюнциг раздует баллон в коронарной артерии, заполнив им весь просвет и надеясь, что ему удастся вдавить бляшку в стенку сосуда. Он понятия не имел, что будет, когда кровь перестанет течь по коронарной артерии на то время, что он надувает баллон. Многие также опасались, что под давлением баллона содержимое бляшки просто выдавится наружу и заблокирует сосуд еще сильнее. Однако, когда баллон был установлен, у пациента не появилось ни боли в груди, ни подъема сегмента ST, ни фибрилляции желудочков. Сужение в коронарной артерии было устранено, и можно было праздновать победу. Бахманн был в таком восторге, что позвонил прямо из больницы в газету и пригласил к себе репортера, но Грюнциг уговорил того отложить публикацию материала до тех пор, пока в одном из выпусков журнала Lancet за 1978 г. не появится первый научный доклад о проведенной операции[309]. Это была мировая сенсация!