все они находились под его воздействием. Они были похожи сейчас на верных пастушьих псов, ловящих малейший знак хозяина, чтобы броситься исполнять приказ. Нет, в эту секунду колеблющихся здесь не было — даже скептики вроде Шикро запрятали свои сомнения подальше, и совсем не только из чувства самосохранения.

— Хорошо. Теперь мы исполним волю Белого бога! Заставим этот город проснуться!

***

— Да что они — с ума посходили, что ли?.. — сержант Герро, ввалившись в кордегардию, сердито стряхивал снег с плеч.

И сам он, и шестеро гвардейцев, с которыми он патрулировал улицы, выглядели порядком озадаченными, если не сказать — испуганными. В последние несколько дней в городе то и дело возникали волнения — вдруг откуда ни возьмись появлялась толпа, которая в итоге непременно начинала что-то громить. Впрочем, едва лишь в дальнем конце улицы показывался отряд стражи — бунтовщики тут же рассыпались, и на месте погрома оставались разве что два-три десятка остолопов, слишком глупых, чтобы скрываться, и им-то и доставались все шишки.

Теперь специальным указом магистрата городская стража перешла на особый режим дежурства. Патрули усиливались вдвое, выходные отменялись, а «в случае реальной угрозы самим стражникам, жителям города или их имуществу» предписывалось применять меры воздействия «вплоть до физического устранения» смутьянов. Правда, пока что до крайних мер, хвала богам, не доходило.

Город будто сошёл с ума — даже в благополучных обычно кварталах города проходящие стражники частенько слышали свист, улюлюканье и угрозы, несущиеся им вслед с почтительного расстояния. Что уж говорить о Собачьем квартале — здесь наиболее благоразумные горожане теперь вообще предпочитали не высовываться лишний раз даже днём.

Логанд, особенно мрачный и раздражительный, то и дело повторял: «Это всё неспроста!».

— Не может вот так вот ни с того, ни с сего взбунтоваться целый город! — ворчал он, почёсывая непривычно небритую щёку. — Этой падалью кто-то верховодит, и я ухо даю на отсечение, что в этом замешан ублюдок Челдон! Как только он стал королём Призраков — всё пошло наперекосяк!

— Может, это обычные голодные бунты? — возражали ему. — Холодно и голодно — вот народец и звереет.

— Зима каждый год случается, а такого раньше не было! — твердил своё Логанд. — Этот подонок явно что-то затеял! Обратите внимание, что вся заваруха сперва началась на территориях, подконтрольных Призракам и Котам. Вот увидите — то ли ещё будет!

Линд искренне надеялся, что ему не придётся «увидеть» того, что пророчил лейтенант. Ему уже было страшно. Даже когда он не был в патруле, тревога не отпускала его. Он до конца так и не свыкся с этим городом, а теперь вдруг увидел ещё более отвратительную его личину. Ещё хуже было несчастному Дырочке — кажется, бедный старик вообще перестал спать. Теперь, когда молодой хозяин почти всё время проводил вне своей квартиры, бедняга словно таял, подобно свече. На него больно было смотреть. И всё же он категорически отказывался покинуть город, хотя Линд несколько раз предлагал ему это.

А беспорядки действительно всё усиливались, как и предсказывал Логанд. И действительно создавалось впечатление, что их кто-то координировал. Когда отряд в три десятка хорошо вооружённых стражников бросался, к примеру, на улицу Менял, откуда приходила весть о погромах, то, добравшись до места, наблюдал лишь ошарашенных торговцев, со скорбными лицами поправляющих перекошенные, сбитые с петель двери своих лавок, а между тем в нескольких кварталах отсюда, близь Площади Невест или ещё в каком-то месте, из ниоткуда вновь возникала беснующаяся толпа.

Однако при этом бунтовщики вроде бы пока не переступали известных границ — они громили лавки, но лишь для того, чтобы их разграбить, и никогда не поджигали их; они иной раз устраивали потасовки с буржуа или дворянами, подворачивающимися под горячую руку, но до смертоубийства пока не доходило. В конце концов, они драли глотки, требуя хлеба и дров, но при этом покамест воздерживались от антигосударственных лозунгов.

А ещё они не вступали в стычки с городской стражей. По устоявшимся веками порядкам даже самые отъявленные городские банды не спешили объявлять войну официальным властям в лице кидуанской гвардии, осознавая, что это чревато серьёзными последствиями. Это был своеобразный негласный договор — власть словно бы признавала право на существование теневой Кидуи, но взамен предполагалось, что банды не переступят некую незримую черту, не посягнут на основы существования государства.

Но в последние день-два что-то явно изменилось. Недовольных становилось больше — к бунтовщикам каждый день присоединялись всё новые сторонники, видя, что ответы на бесчинства вовсе не такие жёсткие, как должны были бы. И эти возросшие скопища уже не спешили разбегаться при виде стражи, особенно если отряды были невелики. Кое-где гвардейцам стали давать отпор — покуда не слишком решительный, хвала богам, потому что многосотенная толпа безо всякого труда могла бы смять и размазать отряд даже в два-три десятка человек.

Бунтовщики давали отпор, но это были лишь оборонительные действия. Однако затем начались и нападения на патрули. Этой ночью только на участке, контролируемом кордегардией, к которой был приписан Линд, таких нападений было два. Пожалуй, можно было найти менее грозное слово, чем «нападение», поскольку пока ещё всё ограничивалось камнями и палками, брошенными из темноты проулков, но и это потрясало.

И вот в кордегардию вернулся отряд сержанта Герро. Вернулся из дневного дозора. И оказалось, что путь им перерезала толпа молодчиков человек в сто — сто пятьдесят. Они не дали гвардейцам пройти намеченным маршрутом, а когда вспыльчивый Герро попытался пробиться силой — на них вновь обрушился град булыжников. Более того — один из рядовых божился, что видел, как мимо них просвистела стрела.

В последнее обстоятельство мало кто из стражников поверил, да и Логанд отнёсся к клятвам подчинённого скептически — мол, у страха глаза велики. Однако в этом недоверии, похоже, была изрядная доля слепого отрицания — никому не хотелось даже представить, что толпа действительно могла схватиться за оружие, а точнее — направить это оружие против представителей власти.

И всё же невозможно было долго отмахиваться от очевидного — то, что происходило в городе, уже трудно было назвать просто беспорядками. Это был самый настоящий бунт, а в недолгую оставшуюся историю умирающей империи он войдёт под названием Белой Смуты.

Глава 23. Неожиданные союзники

К тринадцатому дню месяца примиона24 стало ясно, что ситуация в городе полностью вышла из-под контроля. Это наконец повлекло достаточно внятные действия магистрата, куда, очевидно, ранее прилетел мощный нагоняй из императорского дворца. Видимо, его величество наконец понял, что проблема сама