— Я (вел дальше Балабуев), хоть со стороны, но заслушался, адвокат остановил. — Прошу учесть, к нашему конкретному случаю это отношения не имеет. Мой клиент увлекается философией.

— Ерунда какая. — Возмутился Плахов. — Демагогия.

— Это вы ему скажите. Сколько этого материализма — диалектический, исторический, может, еще какой, а пришел новый человек с тремя образованиями, плюс зона свое добавляет, и во всем разобрался.

— Для таких закон есть. — Выступил Картошкин.

Балабуев глянул и, будто бы, вспомнил. — Всегда вы со мной спорите, как вас… извините… (Картошкин подсказал.) Развея сам не знаю, как кому ответить. И что? Закон — для тех, кто по понятиям мыслить и жить не умеет. Знаете, как они именуются? Это не Кант определил. Возможно, этот… Гегель. А Маркс теоретически обосновал, за что мы ему благодарны. Лохи они называются. Натуральные лохи.

— Чепуха. — Все задвигались.

— Потому я и говорю. — Согласился Балабуев. — Нуждаюсь в общении с просвещенными людьми.

— А с этим философом что? Вы хотите сказать, поговорили и отпустили?

— А как иначе? — Балабуев удивился. — Никто и не думал задерживать. Он сам предлагал, давайте подписку о невыезде дам… А какие основания?.. Нет оснований. Он меня сюда и подвез. Я домой собрался, день трудный был. Но прокатились, ведь приятно… могли и в другие места податься, буквально, с омовением. Он предлагал. Не хуже, чем в Иордане. В женском смысле даже лучше. Но я сюда. — Балабуев заговорил ответственно. — Нам по службе не положено. К тому же пообщаться хочется с культурными людьми. Думал Алексея Григорьевича в приятном одиночестве застать. А тут… может, не вовремя? Но поговорить все равно хочется в память о Павле Николаевиче. Закроем дело, и что? Был человек, и нет его? Так получается.

— Это исключено. — Сухо отвечал Плахов. — Павел Николаевич — известный отечественный ученый. Его памяти будет посвящено большое научно-художественное издание. Может быть, крупнейшее в отечественной науке.

Балабуев пришел в восторг. И не стал скрывать. — Это только говорят, что милиция первой обо всем узнает. А не появись я сегодня, мог пропустить. И был бы на вас, Алексей Григорьевич, за это обижен.

— Погодите. — Вступила Дуглас. — А вы с какой стороны, извините?…

Плахов сделал предупредительный знак (Зачем вы так?), но Сергей Сидорович оценил и знак, и само замечание.

— Позвольте ответить иностранному коллеге. Я ведь с вами заочно знаком. Так вот, отношение к делу имею самое непосредственное. По долгу службы.

— Вот и внесите ясность, что с Павлом Николаевичем…, и кто виновник?

— Разбираемся. — Сдержанно отвечал Балабуев. — Потому рассчитываю на вашу помощь. С вашим коллегой Пьером Кудумом пришлось самому… Тут вы, женщины, нам помочь не могли. При известных свойствах. И как видите, справились. Мало ли, что с каждым из нас может случиться… Мне и от вас хотелось бы разъяснения получить по некоторым вопросам.

— Я готова. — Гордо сказала Дуглас. — Вызывайте. Мне нечего скрывать.

— Зачем вызывать? — Удивился Балабуев. — Можно и здесь поговорить.

— Нет, если так. Вызывайте.

— Учту. Только в случае крайней необходимости. А иначе? Сами себе трудности создаем.

Тут Берестова рассмеялась. — Насчет трудности создать — это мы умеем. Английский характер.

— Насколько я в курсе, — уточнил Балабуев, — гражданство английское, или подданство. Не знаю в точности, как. А характер национальный — греческий.

— Греческий?.. — Протянула удивленно Берестова.

— Какое это имеет значение. — Дуглас вскипела.

— Никакого. — Заверил ее Балабуев. — Для нас никакого, это для турок значение может иметь принципиальное, если прознают. Потребуют изменить состав экспедиции. А заодно и прикроют.

— Позвольте. — Всполошился Плахов. — Вы понимаете, что можете нанести вред нашей науке?

— Понимаю и принимаю во внимание. — Смиренно отвечал Балабуев. — Это я к тому, что мы должны помогать друг другу, а не отмахиваться. Одно дело делаем.

— Может, еще чаю принести. — Взялся замять тему Картошкин. И, видно, зря.

— Сидите. — Распорядился Балабуев. — А то исчезнете куда-нибудь, ищи потом. А девочек я уже попросил. Чай сейчас будет.

Картошкин сел, разобиженный. Но Балабуев уже нашел цель. — Вот вы, Картошкин. С Павлом Николаевичем не были знакомы?

— Не был. — Подтвердил Картошкин.

— Допустим. А на похороны заявились. Есть такая приметная деталь для преступника. Отдать последний долг. Это я понимаю. Но так, чтобы по пути еще на поминки завернуть. Это уже на бис дивертисмент, Танец с саблями, так сказать. А тут и вакансия открылась.

— Что вы имеете в виду? — Забился Картошкин. Балабуев глядел глаза в глаза. Подержал мертвой хваткой, пожевал и отпустил. — Разное, говорю, бывает при разных обстоятельствах.

Тут снова внесли чай. Стали расставлять, разливать по чашкам. Пошла долгая пауза.

— А почему наших дорогих женщин не пригласить? Ведь они Павла Николаевича прекрасно знали. А вы, Алексей Григорьевич игнорируете.

— Нет, не игнорирую.

— Игнорируете. Не спорьте. Заместитель ваш, — жест в сторону Картошкина, — вон, как важно устроился. Хоть Павла Николаевича узрел только при последнем целовании. Так или нет? А тут родные люди.

— Разве я против. — Возмутился Плахов. — Светочка, Наташа. Тащите стулья и быстро сюда. Чашки захватите. Чай будем пить.

— Давно бы так. — Одобрил Балабуев. — Видно, как он забирал власть, овладевал умами. Когда все сошлись, получилось тесновато. И цель была неясна. Только и оставалось, что чаепитие. Берестова первая спохватилась. Собралась уходить.

— Ну, и напрасно. — Не одобрил Балабуев. — Ведь не каждый день видимся. Станете проситься на разговор, а у меня времени свободного нет.

— А она просится? — Насмешливо спросила Дуглас.

— А что тут такого? — Удивился Балабуев. — Ведь имущественные потери. Иконка старинная, фамильная. Даже, если расстаться захотеть, больших денег стоит. Станешь тут волноваться.

— А видел ли ее кто? Эту иконку? — Не унималась англичанка.

Молчание повисло. — Я видела. — Сказала Наташа. — Павел Николаевич показывал. Если это она…. когда они с вашим, Марья Ивановна, отцом ездили в Урал травы лечебные собирать.

— На Ура-ал? — Протянул Балабуев. — Я знаю… я думал…, за этим в Крым ездят. А тут… Когда это было?

— Не помню точно… Года два назад.

— Каким же это ветром занесло? — Видно, Балабуев осваивается с новостью. — Ну, и как съездили? Удачно? Как впечатления?

— Какие впечатления… Угощение к празднику принес на уральских травах настоенное, и пряник…