понимании), а варианты, предлагаемые в небольших по размеру рассказах Чехова, парадоксальным образом, как возвращение романного многоголосия.

Учитывая эту модель отношений, рассмотрим некоторые рассказы. Каждый из них представляет собой критическое осмысление одного из крупных, непоколебимых аспектов мировоззрения зрелого Толстого. Но это Толстой, опосредованный романом среднего периода творчества, где это мировоззрение еще не окостенело (как это произойдет с повествователем «Воскресения») – где оно, если можно так выразиться, еще подобно более мягкому хрящу, пластично и откликается на иные интерпретации. Чехов, величайший мастер изображения пластичного и подвижного в человеческих отношениях, открывает в романе Толстого новые поводы для замешательства и сострадания. Судьба Константина Левина могла бы сложиться менее счастливо. Анна могла бы избежать столь страшного конца. Разумеется, за это придется заплатить, потому что самоубийство – элегантный необратимый жест и впечатляющий финал; но и оно является составной частью преобразования толстовского сюжета. Чехов и Толстой имели разные представления о том, как лучше закрывать тему.

Каждый может подтвердить, что простейшим и наиболее лапидарным вариантом переработки «сюжета об Анне» является рассказ «Несчастье» (1886). В истории, излагаемой с женской точки зрения, присутствуют поезда, флирт на фоне железнодорожных станций, нечуткий муж, а также ребенок, который вдруг начинает вызывать обескураживающе неприятные чувства у матери, все еще находящейся под впечатлением от недозволенного свидания. Героиню, Софью Петровну, замужнюю и имеющую дочь, некоторое время преследует адвокат Ильин. Его тщетная, унизительная страсть в конце концов подчиняет ее, но одновременно и окрыляет. В финале рассказа она испытывает необходимость отправиться искать его, подталкиваемая тем, что «сильнее и стыда ее, и разума, и страха…» [Чехов С 5: 259], – то есть похотью, и можно предположить, что в своем физиологическом этюде доктор Чехов преподает Толстому урок в области нормальной женской сексуальности и стратегий, к которым женщины прибегают для ее удовлетворения. Это контрастирует со сценой «грехопадения» Анны с Вронским, воспроизведенной мелодраматически и болезненно, или более поздним экстравагантным утверждением Позднышева о том, что женщинам инстинктивно не нравится плотская любовь. Спору нет, Софье Петровне не приходится гордиться собственным поведением (в этом рассказ развивается под знаком толстовской звезды); собственная двуличность вызывает в ней отвращение, она осуждает себя за фривольное поведение, которое так ранит ее тщеславие, и вынуждена признать свою заурядность. Завершение ее романа с Ильиным, оставшееся за пределами повествования, не является героическим, жертвенным, суицидным – это все мотивы Анны Карениной; Чехов предлагает версию, в которой совершившееся прелюбодеяние не мешает жить дальше, и возможно, даже более честно, чем прежде.

Название «Несчастье» может быть отсылкой к раннему сочинению Толстого «Семейное счастье», также написанному мужчиной с женской точки зрения, однако существенно отличному: история Толстого завершается именно тогда, когда семейная ячейка – со всеми ее разочарованиями, изменениями и родительскими обязанностями – безоговорочно заявляет о своих правах. Рассказ Чехова – отнюдь не о «семейном», это серьезный анализ одной вещи, которую Толстой (с неослабным вниманием относившийся к собственному сексуальному поведению) умудряется столь часто обходить, – женского желания и всех сопровождающих его переходов: обольщения, стыда, трусости, любопытства, временного сопротивления и конечной уступки. В «Анне Карениной» поезд и его мощь, несущая смерть, поставили великолепную, трагическую печать на всю погубленную жизнь героини. В чеховском «Несчастье» отсутствует пафос: мотив поезда не придает героине демонизма, трагизма, романтизма, возвышенности, но делает ее обыкновенной, заурядной, такой, как все, определенно не героиней романа. Когда, флиртуя с Ильиным, Софья Петровна впервые слышит «сиплый… свист локомотива», в этом нет ничего от поэтической симметрии «Анны Карениной», где роковая железнодорожная катастрофа в начальной части романа предвосхищает мысли героини в конце: отчаявшаяся Анна «знала, что она должна предпринять». У Чехова он остается случайным сигналом товарного поезда, грузового состава. Этот свист приводит героиню в чувства; ибо он, как пишет Чехов, есть «посторонний холодный звук обыденной прозы» [Чехов С 5: 252]. Чеховское «Несчастье» – а заглавие может и содержать, и не содержать в себе иронию – это рассказ об абсолютно прозаическом, а не поэтическом завершении флирта.

«Грехопадение» Софьи Петровны – это хорошо или плохо? Чехов не выносит приговор; Софья в достаточной мере делает это самостоятельно. Русская пресса откликнулась на «Несчастье» очень по-разному. «…Ваш горизонт отлично захватывает мотив любви во всех тончайших и сокровенных проявлениях», – писал Чехову Д. В. Григорович в декабре 1887 года; с другой стороны, В. В. Билибин оставил такое замечание по поводу этого рассказа: «К черту всю “поэтическую сторону любви”!»[164] Наш следующий вариант переработки – вполне в духе Билибина, а именно «сюжет об Анне», переработанный в совершенно циническом ключе.

«Анна на шее» – рассказ, написанный в 1895 году и являющийся одним из самых мрачных произведений Чехова. Здесь мы тоже встречаем поезда (невеста и жених физически познают друг друга в купе); и здесь мы тоже видим сияющую героиню на ее первом балу, а мир любви так же контрастирует с миром серой бюрократии. Но уже на первых страницах Анна Петровна, в 18 лет вышедшая замуж за напыщенного Модеста Алексеича, который был почти в три раза ее старше, уже напоминает – в день свадьбы – толстовскую Анну в конце романа, нравственно падшую женщину. Чехов выбрал интригующее начало. Начнем с того, что одной из обращающих на себя внимание и, безусловно, тщательно продуманных лакун в очень длинной «Анне Карениной» Толстого является почти полное молчание об Анне как новобрачной. То малое, что мы узнаем, сообщается в романе позднее и включается в историю Алексея Каренина, уже безнадежно нелюбимого мужа. Был ли поначалу брак Карениных «хорошим» (а браки могут быть хорошими, исполненными взаимным уважением и прочными и при отсутствии страсти), все еще является поводом для дискуссий. Но с чего он начался? В конце концов мы узнаем, что Анна Облонская была красивой, но женитьба на ней не была выгодной; что Каренин посещал ее достаточно часто, чтобы его намерения были ясны; но о пылкости и пытливости в любви, брачной или внебрачной, нам не сообщается ничего. Предыстория этой семейной пары туманна. В отличие от них, чеховская новобрачная Аня полна энергии и любопытства. Она откровенно флиртует с Артыновым на железнодорожной станции, кокетливо «прищурила глаза» [Чехов С 9: 164], тогда как Анна Каренина, как мы помним, прибегает к таким ухищрениям только в последние месяцы своего самообмана. Когда толстовская Анна Аркадьевна ведет себя таким образом, мы ощущаем трагедию, ее потребность отгородиться от правды. Чеховская Анна Петровна не способна на трагедию. За исключением сквозного мотива ее пьяницы отца и двух трогательных братьев, которые занимают все меньше места в жизни Ани и в конце