Тут с ним трудно было спорить. Волков и сам видел, он порой удивлялся, как наловчились часто и точно бить канониры Пруффа. Ни ядром, ни картечью не мазали.

— На ту сторону реки придётся переходить, — заметил капитан Кленк.

— Придётся, придётся, — соглашался Пруфф и снова указывал плетью, — вон те посады с восточной стороны частью разберём, — он махнул плетью ещё раз, словно смахивал что-то безжалостно, — частью пожжём к дьяволу.

— Будь я на их месте, увидав пушки, сразу сделал бы вылазку, — заметил Брюнхвальд.

— Истинно, истинно, — сразу согласился артиллерист, — так и сделают. Как господин Шуберт разровняет мне площадку, как только сожжём домишки вокруг и выставим орудия, жди вылазки.

— Господин полковник, — заговорил Волков. — Восточная стена ваша, перед воротами поставьте палисады.

— Будет исполнено, господин генерал, — отвечал Брюнхвальд.

— Господин капитан, — продолжал Волков.

— Да, господин генерал, — откликался Кленк.

— Южнее пушек выставьте сильные пикеты, чтобы со склона горы к позициям артиллерии не подобрались. Господин фон Реддернауф, у вас дело всё то же, я хочу всё знать, всё видеть, что происходит вокруг, и сейчас, и ночью тоже.

— Да, генерал, — отвечал кавалерист.

— Инженер Шуберт, вам быть в подчинении у капитана Пруффа. Майор Роха, начинайте жечь посады, где вам укажут артиллеристы.

Кажется, он отдал все нужные распоряжения, но ещё одно дело было. Да, и для этого ему потребовался не кто иной, как молодой прапорщик.

— Максимилиан, — окликнул знаменосца генерал.

— Я здесь, — отозвался тот.

— Хочу, чтобы вы съездили к стене и переговорили с ними.

— С кем? — немного растерялся знаменосец. — Горцами?

Волков не счёл нужным отвечать, а лишь с укором посмотрел на прапорщика и продолжил:

— Возьмите трубача, четверых гвардейцев и ветки зелени. Подъедете к стене и крикните им, что я желаю говорить со старшим.

— А если они не захотят?

— Не загадывайте, скажите, о чём я прошу, а уж коли спросят, зачем, так ответите, что, дескать, не знаю я, что делать с пленными солдатами и пленным генералом. И если не захотят они о них говорить, так я всех пленных велю казнить прямо здесь, под стенами, чтобы горожане полюбоваться могли. Буду казнить и тут же в реку мёртвых кидать. Так и скажите.

Максимилиан кивнул:

— Да, генерал, сейчас же и поеду.

— Максимилиан, — остановил его генерал.

— Да, генерал.

— Горцы хамы, будут браниться, задираться, так вы не отвечайте, не поддавайтесь, за хладнокровие вас и выбрал.

— Да, генерал, — ответил прапорщик и пошёл исполнять наказ.

А генерал, хоть время шло к вечеру, взяв с собой людей, поехал к южной стороне города посмотреть склон и гору. Он хотел знать, можно ли из южных ворот вывести незаметно людей для вылазки.

А стрелки Рохи тем временем, под вой старых баб, тащивших из домов всё, что можно было спасти, и угрюмые проклятия не спрятавшихся в городе мужиков, стали поджигать первые дома, что были возле пригорка, на котором суетились сапёры и артиллеристы. Роха, Шуберт и Пруфф стояли на пригорке, который выравнивали под пушки сапёры. И артиллерист указывал майору, которые дома жечь. Пруфф снова направлял свою плеть и говорил:

— Вот все те дома, что левее кирхи ихней, к дьяволу.

— Вон те? — уточнял Роха.

— Да, будут мешать мне. И те, что у реки, тоже запалите, чтобы вся стена была у моих ребят как на ладони.

— Сейчас запалю.

А Пруфф продолжал:

— Господин Шуберт, — он опять указывал плетью, — тут, фронтом к стене, поставьте мне корзины, насыпьте их землёй, пусть корзины будут в рост человеческий. Как они на эту стену пушки перетащат, сии корзины будут весьма полезны, для укрытия от их огня. Тут насыпь сделайте, уклоном от бруствера, чтобы орудия после отката сами назад скатывались. Чтобы прислуга меньше уставала.

— Каков угол уклона? — спрашивал инженер.

— Двадцати градусов будет довольно.

В общем, все люди его были при деле, хоть и не видел он сам, что они делают, но был уверен в том, что делают они всё как надо. Так как те, кто делать всё правильно не умел, на войнах не часто до седых висков доживали.

Волков, объехал город по кругу и убедился, что Пруфф выбрал стену для устройства пролома верно. Генерал увидел, как сапёры и артиллеристы, дружно помогая лошадям, уже тянут через реку картауну. На берег летит пепел и лёгкие угольки от горящих домов, лошади волнуются в реке, когда ветер доносит до них жар и дым, но возницы упрямо ведут их на другой берег, прямо в пожарище, а сапёры укладывают на берег доски, чтобы колёса тяжеленных орудий не вязли в сыром речном берегу. Жаль, что сегодня орудия не успеют сделать по стене ни одного выстрела. Ну ничего, Пруфф и Шуберт дело своё знают, может, уже на рассвете спесивые горожане услышат раскаты рукотворного грома, от которого станет им не по себе.

Всё шло по плану. По его плану. По его желанию.

Он уже объехал весь город, уже пообедал, уже поговорил с Шубертом, а Максимилиана всё не было. Генерал начал волноваться. Но, слава Богу, тут прапорщик появился.

— Ну, чего же вы так долго?

— Ответа ждал, — отвечал молодой человек.

Кавалер отставил стакан, уставился на прапорщика:

— И что же они сказали?

— Сказали, что ландаман даст ответ утром.

— Ландаман? — Переспросил генерал. — Так и сказали «ландаман»?

— Так и сказал, там на воротах сержант какой-то был, я с ним говорил.

Волков задумался:

«Ландаман. Значит, он в городе. Это хорошо. Даст ответ утром. Это прекрасно. Значит, при удаче с ним самим дело иметь придётся. Хотелось бы говорить с ним лично, а не его помощниками. Было бы превосходно, если бы удалось вместо войны закончить тут всё переговорами. Начать нужно с вопроса с пленными и попытаться закончить миром».

Он понимал, что всё это совсем не просто. Спесь горская, заносчивость не дадут горцам пойти на мир просто так, даже на хороших условиях буду они кичиться былыми своими победами, славными предками и прочими пустяками. Но у него были весьма веские аргументы. Их было несколько. И один из них сейчас, несмотря на сумерки, как раз устанавливался на пригорке артиллеристами.

Да, у него были аргументы. Теперь главное было вытащить ландамана на разговор.

Тем не менее, в словах ответа кавалеру послышался ещё и скрытый смысл: мол, доживи до завтра, тогда и поговорим. Он велел всем частям войска, тем, которые разместились за рекой и с запада, и с севера, и тем, что перешли реку и встали у восточной стены, на ночь выставить крепкое охранение, а остальным ложиться спать сегодня в доспехах. Но больше всего он переживал за пушки. Уж никак не хотелось ему прозевать ночную вылазку из города и потерять орудия. Посему он велел себе пока шатёр не ставить, а лёг спать в телеге и сам от доспеха не разоблачался.